Мост к людям - Савва Евсеевич Голованивский
Я решил подождать еще четверть часа. Если все в порядке, они должны возвратиться, если нет, взвод, ожидавший приказа на правом фланге, двинется в атаку и захватит подвал. Этого я, пожалуй, на самом деле не имел права делать, но ведь и оставить двух своих разведчиков на произвол судьбы я тоже права не имел. Четверть часа прошло, и я первым вылез на бруствер впереди ударного взвода. Несколько минут мы ползли незамеченными и были уже почти на середине нейтральной зоны, когда вдруг в небо взлетела ракета и ударил пулемет.
Первое, что я увидел, когда мы наконец захватили подвал, был труп Кайзера — почти перед самым входом. Двери выломаны, — ясно, что это сделал не Сергей и не он. Я бросился вниз, луч моего фонарика выхватывал поочередно каждый уголок огромного подземелья. Нигде никого не было — ни Сергея, ни Самчука, ни девушек… Только теперь стало ясно, что немцы нас опередили: хотя и потеряли кусок нейтральной зоны, но разведчиков наших захватили живыми.
…Наконец я оторвал взгляд от зарешеченных окон, повернулся лицом к стене и замер, пораженный. На фоне серого камня, испещренного выветренными, но еще отчетливыми следами пуль, стояло несколько застывших, словно оледенелых людей. Такие же серые и неподвижные, как посеченная пулями стена, они затаили в глазах мертвенный покой безысходности, в котором звучали тоска по жизни и вместе с тем презрение к смерти. Это были люди из камня, люди, высеченные из гранитной глыбы, поставленные в таком месте и в таких позах, что их легко было принять за живых.
Я не знал имени художника, создавшего эту скульптурную группу. Зачем он вдохнул в застывшие фигуры столько жизни и в то же время поставил их к стенке, где они вечно будут ждать смерти? Не жестоко ли заставлять даже камень, в котором почти все приходящие сюда ищут черты павших и узнают живых, постоянно ждать мига, когда грянет выстрел?..
В первые минуты от этого трудно было избавиться. Мне даже казалось, что среди них стоит Сергей — вон тот, высокий, в распахнутой рубашке, с высоко поднятой головой. Перед синими стволами автоматов его взгляд мог быть только таким…
И вдруг сзади зацокали медленные шаги, и звук этот, отраженный отвесными стенами, напоминал размеренный стук молотка по камню. Когда я оглянулся, женщина как раз появилась под аркой и вошла во двор. Еще несколько раз тоненькие каблучки цокнули по лоснящимся плитам, и женщина остановилась, очевидно решая, в какую сторону идти.
Через мгновение она направилась прямо ко мне и вдруг снова остановилась — теперь уже совсем близко, стройная и подтянутая, с подстриженной, мальчишеской головой. На ней было серое платье, в руке небольшая кожаная сумочка, у ног лежала перчатка, которую она уронила, когда увидела меня.
Она очень изменилась, и только глаза остались молодыми. Продолговатые и широко раскрытые, они и сейчас застыли точно так же, как и тогда. Сначала их заволокло чем-то вроде тумана, потом они начали наполняться прозрачной влагой, которая накапливалась внизу и крупными каплями переливалась через ресницы. Так она и стояла, поглощенная безмолвным созерцанием, словно была в нерешительности или не могла меня узнать.
Но я ее узнал: Жанна.
1968
Перевод К. Григорьева.
ВСЕГО СОРОК КИЛОМЕТРОВ
Такси стояло возле магазина — там они всегда ожидали пассажиров, когда изредка оказывались в Калитве. Сашуня еще издали увидел, что машина пустая, но не ускорил шаг — ведь водитель все равно не поедет, пока не наберется полный комплект пассажиров. Да если бы и повез в райцентр его одного, Сашуня все равно не согласился бы: ведь за семь рублей и тридцать две копейки, полученные в колхозной бухгалтерии, нужно и до места добраться, и там перебиться, и возвратиться обратно! А кто знает, дастся ли проклятый подшипник так просто в руки, может, придется еще и переночевать в Вильшаной, пока получишь его, значит, и платить за гостиницу…
Он стал под ветвистой липой, возвышавшейся против магазина на другой стороне улицы, и прислонился плечом к стволу. Магазин еще закрыт — стало быть, нет и восьми. Утро погожее, солнце не припекает, можно и подождать.
Мысль о такси пришла неожиданно. Вышел из-за угла своего переулка, увидел машину и сразу же сообразил, что и стоить будет не дороже, чем поездом, — конечно, если наберется четверо желающих, а то, что счетчик нащелкает, поделить на всех, да и быстрее все-таки. К тому же до станции пять километров не шагать и на станции часа полтора зря не терять, а потом на полке не клевать носом кто его знает сколько времени, — машина быстро пробежит сорок километров!
Над головой что-то зашуршало, Сашуня посмотрел вверх и увидел белку, рыжим огоньком метнувшуюся с одной ветки на другую. Не иначе — у нее там дупло. Наверное, носит туда орешки из леса, который подступает чуть ли не к самому двору магазина. А сейчас притаилась — боится его…
Он отошел от дерева — белочка и вправду бросилась вниз и поскакала через улицу в лес.
Когда она исчезла и Сашуня глянул на машину, возле нее уже стоял какой-то мужчина и разговаривал с водителем. Поговорив, отворил дверцу и сел на переднее сиденье. Сашуня заволновался: не мотанут ли они вдвоем?
Но водитель не двигался с места — как видно, решили еще повременить. Сашуня успокоился, снова прислонился к стволу, вытащил из кармана полупустую пачку «Примы» и закурил. Потрогал пиджак — деньги лежали в кармане вместе с командировочным удостоверением. Он застегнул карман на пуговицу — не выпало бы, когда солнце припечет и придется снять пиджак.
Когда снова глянул на машину, сердце похолодело: возле нее стояли две женские фигуры — одна полная, как видно, постарше, вторая тоненькая, в коротенькой юбчонке, молодая.
Не раздумывая Сашуня бросился к машине. Уже подбегая, увидел, как тот, что пришел первым, вежливо предложил женщине сесть рядом с шофером, а сам перебрался назад. Девушка уже тоже уселась. Мотор заработал, и водитель взялся за руль, готовый включить передачу.
— Вот еще кто-то бежит, — тронул его рукой мужчина, сидевший сзади.
Шофер взглянул на бежавшего и, как видно поняв, что на нем особенно не разживешься, ответил:
— Три пассажира —
