Анджей Иконников-Галицкий - Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921
Образ Чапаева среди героев и антигероев мировой войны и русской смуты, пожалуй, выделяется своей противоречивой человечностью. Человеческое – не только добро, но и зло, не только величие, но и жестокость. В Чапаеве эти противоположности соединены живо. Он суров к врагам, но не свиреп; он не зверствует попусту. Он не гонит толпы людей на верную смерть, не рвется по трупам к власти. Он может быть и жесток, но в меру своей храбрости. У него немало слабостей и недостатков, но эти недостатки – теплые, понятные, свойственные людям, а не богам, идолам и вождям. Он вспыльчив и отходчив; он необразован, малограмотен, у него не клеится семейная жизнь… Он может быть даже смешон. При этом в нем есть что-то отцовское. Он – из тех, кого в нынешней нашей армии прозывают «батя». Не батька-атаман, как Шкуро или Балахович, а батяня-начдив. Тот, кто своих в обиду не даст, с кем в бой идти весело и в поход не так тяжко.
Насколько этот образ соответствовал действительности, не имеет значения. Именно таким увидели, приняли и запомнили Чапаева несколько тысяч его бойцов, а вслед за ними и весь остальной народ (да, здесь уместно употребить это слово – «народ», ибо Чапаев действительно стал народным героем). Даже для врагов, для белых и казаков, он именно тем и был опасен, что разрушал сложившийся по их сторону фронта стереотип красного командира – свирепого мучителя, насильника, беспринципного демагога и узколобого доктринера.
Но ведь и большевистскому руководству, новой военно-партийной бюрократии, укрепляющейся тем быстрее, чем ближе была победа Красной армии в Гражданской войне, такой Чапаев был не нужен, неприятен, опасен.
Он должен был погибнуть.
В начале апреля Чапаев вступил в командование 25-й дивизией.
Следующие пять месяцев он идет от победы к победе.
Вокруг него все заметнее былинно-сказовое сияние. Он непобедим, он неуязвим. Рассказывают: после боя Чапаев входит в избу, снимает с себя шинель и вытрясает. Все пули, что за день в него попали, вытряхиваются. Точно так же, как барон Унгерн с семьюдесятью пулями в дээле.
Его походы, броски и атаки в эти пять месяцев, с апреля по август 1919 года, – как разбег перед взлетом.
Взятие станицы Сламихинской[322] на пути из Александрова-Гая на Лбищенск. Переброска на Бугурусланское направление, удар с юга на Бугуруслан, выход в район юго-восточнее Бугульмы с разгромом частей Западной армии Колчака; в середине мая – поворот на Белебей и Уфу. (Заметим: Бугурусланская операция осуществлялась в тесном взаимодействии с 5-й армией Тухачевского; общее руководство осуществлял главком Востфронта Каменев.) 18 мая взят Белебей. Затем – форсирование реки Белой севернее Уфы. Чапаев ранен в голову выстрелом с аэроплана. Пуля на излете не пробила череп, ее удалось сразу же извлечь. 9 июня взята Уфа. Затем – вновь переброска к югу и наступление на Уральск. Чапаев – во главе ударной группы войск (четыре бригады и два кавдивизиона). 11 июля Чапаев в Уральске. Казачья армия генерала Толстова отходит вниз по реке Урал, к Лбищенску. Группа Чапаева развивает наступление. 9 августа взят Лбищенск. Никто еще не знает, что этот городок станет последней географической точкой жизненного пути Чапаева.
16 августа в бою за форпост Мергеневский под Чапаевым ранена лошадь. Форпост взят 19 августа. 24 августа взята станица Сахарная.
31 августа из занятого войсками Толстова поселка Каленого в степь вышел отряд казаков: около двух тысяч человек с пулеметами и двумя пушками. Отряду ставилась задача: скрытно добраться до реки Кушум, по ней выйти на дорогу Сламихинская – Лбищенск и нанести внезапный удар с тыла по Лбищенску, где расположен штаб группы Чапаева. Отряд делал переходы по ночам, в светлое время скрывался в зарослях по берегам Кушума. Красная разведка не обнаружила передвижения отряда. Перед рассветом 5 сентября казаки ворвались в Лбищенск. Нападение было настолько внезапным, что красноармейцы не смогли оказать серьезного сопротивления. Что и как происходило в эти часы – установить невозможно. Штаб был полностью разгромлен, отдельные очаги сопротивления подавлены. В бою погиб один из командиров казачьего отряда, полковник Бородин.
Чапаева не удалось взять живым; тело его не было найдено среди убитых. По всей вероятности, он с несколькими бойцами сумел выбраться из полуокруженного штаба, был ранен, пытался переправиться через реку Урал, причем был ранен вторично, и на сей раз смертельно. На левом берегу Урала его, по-видимому, наскоро похоронили на том месте, где он скончался. Установить это место впоследствии так и не удалось.
Бесшабашные
Балахович
Кто с кем воевал в Гражданской войне?
Вопрос прост, а простого ответа на него нет.
Цвета русского знамени разделились, закружились, окрасились кровью, забрызгались грязью, смешались в калейдоскопической круговерти.
Менялись эмблемы, принципы, лозунги. Вожди и армии появлялись мгновенно и исчезали в считаные недели. Целые полки с командирами переходили с одной стороны линии фронта на другую. Да и линии фронтов превратились в пунктиры и точки, стали такими же неуловимыми, как порывы ветра или языки пламени.
Переменчивая действительность Гражданской войны не оставляет камня на камне от традиционных репутаций многих красных и белых героев.
Главарь-братишка революционных матросов большевик Дыбенко весной восемнадцатого года участвовал в попытках антибольшевистского эсеро-анархистского переворота в Самаре. Первый красный командарм Муравьев был застрелен при попытке поднять в Симбирске мятеж против советского правительства. Забайкальский атаман Семенов вешал комиссаров и как мог боролся с Колчаком. Махно и Григорьев, люто враждуя между собой, то гордо именовались красными командирами, то беспощадно рубили красных в лапшу. А Буденному уже на исходе Гражданской войны комиссары ставили в вину, что его Конармия действует под лозунгом: «Бей жидов и коммунистов!»
Одна из многоцветных фигур того безумного времени – уланский штаб-ротмистр, красный командир, белый полковник, «зеленый генерал», «псковский батька» Булак-Балахович. Он оставил о себе долгую память в Белоруссии, на Псковщине, в Лужских и Гдовских пределах. Он орудовал и под красным, и под белым, и под черно-синим эстонским знаменем; не гнушался зеленым цветом крестьянской вольницы; закончил же войну под красно-белым флагом Речи Посполитой Польской.
Карьера литовского татарина
Его полного послужного списка нет ни в одном архиве, ибо Станислав Никодимович Бэй-Булак-Балахович службу проходил в разных государствах, по разные стороны различных фронтов. Да и службой деятельность такого рода порой назвать затруднительно.
Его биография до Первой мировой войны известна главным образом с его же слов, и что тут правда, что ложь – установить нелегко.
Сложности начинаются с анкетных данных. В немногочисленных дореволюционных источниках его фамилия пишется просто – Балахович, и вполне возможно, что двойной и даже тройной варианты выдуманы им для звучности и аристократизма. В документах времен службы в Войске польском (после 1920 года) он сам и его родители записаны католиками. В послужном формуляре русской армии его отец Никодим Сильвестрович Балахович поименован православным. В этом же документе сословное происхождение определено: «из крестьян Ковенской губернии». Однако сам Станислав Никодимович утверждал, что его отец был шляхетского рода, из потомков татар, переселенных в Литву еще при князе Витовте. Возможно, так оно и было: шляхетский род измельчал, обеднел, его поздние представители, лишившиеся земельных владений, были записаны в крестьянское сословие. А может быть, это такая же выдумка – для придания себе весу, – как и два дефиса в фамилии. Непридуманным представляется автобиографическое указание на то, что его отец, Никодим Балахович, служил кухмейстером (проще говоря, поваром) у богатого помещика и женился на горничной. Мать, Юзефа Шафранек, была католичкой; судя по фамилии, можно предполагать как польское, так и еврейское ее происхождение. От этого брака родились сыновья Станислав и Иосиф (Юзеф). Станислав появился на свет 10 февраля 1883 года в имении Мейшты, близ местечка Видзы Новоалександровского уезда Ковенской губернии (сейчас – Белоруссия, возле литовской границы). По месту рождения Балахович – земляк Врангеля; по возрасту – ровесник Буденного.
Детство и юность крестьянина во дворянстве прошли без особо примечательных событий. Вскоре после его рождения отец уволился со службы, купил небольшое именьице-хутор. Скромный доход позволял дать сыновьям достойное образование. Где именно учился Станислав – неизвестно. Сведения о его обучении в частной гимназии при костеле Святого Станислава в Петербурге не подтверждаются документами и противоречат остальным обстоятельствам жизни семьи Балаховичей в Ковенской губернии. Скорее всего, он учился в городском училище в Новоалександровске, а затем в коммерческом училище в Бяльмонтах, окончив которое (по всей вероятности, в 1901 или в 1902 году) получил специальность агронома. По специальности работал года два-три, а в 1904 году устроился управляющим имением графа Платера, в Дисненском уезде Виленской губернии. В этой скромной должности пребывал 10 лет.
