Джордж Бьюкенен - Мемуары дипломата

Я должен теперь еще раз привести извлечения из своих писем в министерство иностранных дел в объяснение кризиса и того, что тем временем происходило в Петрограде.

12 июля.

"Работа Керенского среди войск на фронте совершенно парализуется антивоенной пропагандой агитаторов, которых большевики непрерывно посылают туда с целью отговаривать солдат от наступления. Политическая атмосфера такова, что он не осмеливается призывать войска сражаться ради победы, но только ради скорого заключения мира, потому что желание мира стало всеобщим. Это-то обстоятельство и делает для нас существенно важным не предпринимать ничего такого, что могло бы дать повод здешним сторонникам мира утверждать, что союзники продолжают войну ради империалистических целей. Отказ от конференции, которую Терещенко предложил созвать Альберу Тома около месяца тому назад, был бы наверняка истолкован в этом смысле. И как бы ни велики были трудности, с которыми мы столкнемся на такой конференции, но раньше или позже с ними придется встретиться лицом к лицу. Откладывание обсуждения наших целей войны только разочарует Россию и отнимет у нее решимость принимать в дальнейшем энергичное участие в войне.

Судя по тому, что говорил мне Терещенко относительно предполагаемой конференции, я не думаю, чтобы он хотел навязать нам какие-либо определенные условия мира.

Эти условия, как он однажды мне сказал, будут зависеть от хода военных операций, и потому их трудно определить с точностью, пока война продолжается. В другой раз он говорил о выработке минимальной и максимальной программы мира, как о предмете, достойном рассмотрения. Он - не идеалист, как большинство его коллег-социалистов, и, я думаю, мы можем рассчитывать на то, что он приложит все свои старания для того, чтобы побудить их стать на практическую точку зрения".

23 июля.

"События прошлой недели еще раз доказали правильность изречения, что Россия - страна неожиданностей. Рано утром в понедельник мне сообщили по телефону, что четыре члена правительства - кадеты - подали ночью в отставку. Терещенко и Церетели только что возвратились из Киева с проектом соглашения, заключенного ими с Радой для урегулирования украинского вопроса. Кадеты отвергли его на том основании, что если бы правительство его утвердило, то оно узурпировало бы права Учредительного Собрания. Однако не столько соображения этого рода, сколько то обстоятельство, что они всегда оказывались в меньшинстве в количестве четырех, заставило их отказаться от всякой дальнейшей ответственности за мероприятия, которых они не одобряли.

Терещенко, которого я видел вечером, резко критиковал их поступок. Они, по его словам, положили конец существованию коалиционного правительства в такой момент, когда Россия очутилась перед угрозой как внутренних, так и внешних опасностей, между тем как сами они не имеют достаточной опоры в стране, чтобы заступить место этого правительства. Тем не менее Терещенко говорил с уверенностью о внутреннем положении, и когда я расстался с ним в шесть часов, то у него не было ни малейшего предчувствия приближавшейся бури.

Первыми признаками этой бури, которые мы наблюдали, было новое появление на улицах грузовиков и автомобилей с вооруженными солдатами и пулеметами в то время, когда мы собирались ехать после обеда на острова. Мы доехали только до половины моста и, найдя здесь дорогу прегражденной, повернули назад и предприняли короткую поездку по набережной и через город. При нашем возвращении в посольство в четверть десятого мы встретили группы солдат, возбужденно разговаривавших между собой, и вскоре затем по мосту потянулась длинная процессия. Она состояла из рабочих и из трех полков при полном вооружении и со знаменами с обычными надписями: "долой министров-капиталистов", "долой войну", "дайте нам хлеба". Вскоре после того мы услышали выстрелы позади посольства и увидели людей, спасавшихся бегством по набережной.

Так как Керенский уезжал этим вечером на фронт, то некоторые солдаты поехали на автомобилях на Варшавский вокзал с целью его арестовать. Другие направились к Мариинскому дворцу с целью арестовать князя Львова и его коллег, у которых происходило здесь заседание совета министров. Когда их пригласили войти и побеседовать с министрами, то они не согласились на это, опасаясь попасть в ловушку, и удовлетворились реквизицией министерских автомобилей. Во вторник положение было весьма тревожным, так как из Кронштадта прибыло несколько тысяч матросов. После полудня по мосту потянулась новая грандиозная процессия мимо посольства, и во многих частях города в течение остальной части дня раздавался ружейный и пулеметный огонь. Около полудня Терещенко телефонировал мне, что, как только прибудут с фронта войска, беспорядки будут подавлены твердой рукой и что так как большинство столкновений произойдет, вероятно, близ посольства, то он был бы очень рад, если бы я выехал на несколько дней. Однако я не согласился на это.

Положение правительства в этот вечер было очень критическое, и если бы казаки и несколько верных полков не пришли вовремя к нему на помощь, то оно должно было бы капитулировать. Когда мы обедали, казаки атаковали кронштадтских матросов, собравшихся в сквере, примыкающем к посольству, и обратили их в паническое бегство. Затем казаки двинулись назад по набережной, но несколько выше они попали под перекрестный огонь. Мы увидели несколько лошадей без всадников, скакавших назад во весь опор, а на двух казаков, сопровождавших арестованного, напали солдаты и убили их перед нашими окнами. Во вторник ночью был выпущен приказ, воспрещающий выходить на улицу после полуночи со следующего дня, и все мосты были либо разведены, либо на них был поставлен сильный караул с целью помешать большевикам переходить по ним с другой части города. В посольство был введен караул, состоявший из одного офицера и десяти солдат; генерал Нокс и полковник Торнгил также заночевали здесь.

В среду было более или менее спокойно, но в шесть часов утра в четверг мы были разбужены нашим офицером, который просил нас перейти в заднюю часть дома. Правительственные войска, - сказал он, - получили приказ взять крепость, занятую инсургентами, а также главную квартиру Ленина, находящуюся на другой стороне реки; и если крепостные орудия откроют огонь против войск, расположенных на этой стороне, то мы окажемся в линии огня. Несколько позже телефонировал Терещенко, предоставляя в наше распоряжение аппартаменты министерства, но я не хотел покидать посольства, потому что моя жена и дочь не могли бы меня оставить. Мы провели тревожное утро, наблюдая передвижения войск. Большой отряд солдат и матросов с несколькими бронированными автомобилями расположился у моста, тогда как артиллерия находилась в резерве за посольством. Когда случайно раздалась тревога, то немногочисленные войска бросились на мост, становясь на колени и отыскивая себе возможное прикрытие посреди моста. В час дня как крепость, так и вилла, где Ленин разместил свой штаб, сдались, и хотя в пятницу ночью опять послышался сильный пулеметный огонь с некоторых барж на реке, однако, с тех пор наступило сравнительно спокойное время.