Перед изгнанием. 1887-1919 - Феликс Феликсович Юсупов
Как странно попасть сюда после всех наших разговоров о нашей заграничной жизни, это так все различно, что даже нельзя сравнивать. Весь день осматриваем окрестности, удим рыбу в громадных озерах, которых здесь около 400 и все они соединены каналами, т. ч. можно часами по ним ездить, переезжая из одного в другое. Великая княгиня[286] все больше в церкви уже с 5 часов утра. Службы длятся тут по 5–6 часов, я был раз, и с меня этого раза довольно. Пока она молится, я ловлю рыбу и прихожу уже к самому концу. Много тут схимников в удивительных костюмах. Спать тут совсем невозможно, звонят и день и ночь в колокола, сотни ручных чаек, которые орут не переставая и прямо влетают в комнаты, а самое ужасное – это клопы, которых легионы и они беспощадно кусают. Пища ужасная и всюду торчат и плавают длинные монашеские волосы. Это так противно, что я питаюсь только чаем и просфорой. По вечерам много читаю, думаю о Вас, о наших разговорах, а также о том, что скоро Вас увижу. Теперь я вижу, как трудно мне жить без Вас, и меня все тянет туда, где Вы. Как странно судьба сводит людей. Думал ли я когда-нибудь, что в Вашей маленькой, неопытной головке уже существуют такие установившиеся взгляды на жизнь и что мы с Вами эту жизнь понимаем и чувствуем одинаково. Таких людей, как мы с Вами, очень мало в этом мире, и понять нас другим почти невозможно. И Вы и я в общем глубоко несчастливы. Мы оба думали, что нас никто не понимает, и что только мы так чувствуем. Мы с Вами встретились и сразу почувствовали каким-то сверхчутьем, что именно мы друг друга поймем, что доказал наш вечерний разговор в саду. Я уверен, что мы с Вами будем так счастливы, как еще до сих пор никто не был. Наше счастье должно заключаться в общности наших взглядов и мыслей и исходящих из них действий, которые должны быть только известны нам одним и никому другому. Мы будем это хранить как святыню и даже наши лучшие друзья не будут подозревать, что именно служит залогом нашего счастья. Много еще хочется Вам сказать, но думаю, что на все это у Вас не хватит терпения, чтобы прочитать. Посылаю Вам фотографии, а также графине.
Ваш преданный Феликс.
ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 84. Л. 102–103.
* * *
Получил Ваше письмо и глубоко возмущен поведением Дмитрия. Как это подло и нечестно. Меня тоже сердит, что из-за этого Вы имеете неприятности. Получивши мое письмо, телеграфируйте мне, сколько Вы останетесь в Париже и когда приедете в Лондон. Я с нетерпением жду Вашего приезда, и даже Лондон мне в тягость без Вас. Я бы давно уже приехал в Париж, но не знаю, как посмотрят на это Ваши родители. Приехать тайно, все равно узнают, и видеться с Вами будет трудно. Императрица Мария Федоровна у Lady Ripon увидела мою фотографию, взяла ее, долго рассматривала, понесла ее Королеве
Александре, и они долго о чем-то разговаривали. Вообще, она мною интересуется и с многими про меня говорит. Я думаю, это хороший признак. Вы себе представить не можете, как ужасна эта неизвестность и все, что я теперь переживаю. Мне иногда так безумно хочется скорее Вас увидеть, с Вами говорить, что я готов сейчас сесть в поезд и поехать туда, где Вы находитесь. Напишите мне хоть два слова из Парижа. Мне тоже очень многое Вам нужно рассказать. В Соловецк я, конечно, не поеду и буду ждать Вашего приезда.
Узнайте, где Вы будете жить в Лондоне и сколько времени. Теперь меня гостит Мая Кутузова с мужем. Мы завтра едем к аспиду. Один я к ним не хочу ехать. Я был у них в Париже и говорил с матерью, и выяснил раз навсегда наши отношения. Она нас иначе, как «My dear child»[287]не называет.
Жду с нетерпением от Вас известий.
Ваш преданный Феликс.
ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 84. Л. 99-100.
* * *
[1913]
Приехали вчера в 1 1/2 <нрзб.>. Была чудная ночь. Все время думал о Вас и вспоминал наши разговоры. Так тяжело было сознавать, что все дальше и дальше я уезжаю от Вас. Ваша мать перед отъездом со мною говорила и спрашивала, как наши дела. Я ей ответил, что касается меня, то я решил бесповоротно и думаю, что Вы тоже окончательно решили.
Она меня попросила вернуться как можно скорее. Сказала, что в октябре, наверное, поедете все в Крым.
Я никогда не забуду наш вечерний разговор. Многое для меня было неожиданным, и я так безгранично счастлив, что мое предчувствие к Вам оправдалось, и что Вы оказались как раз таким человеком, как я хотел, что Вы были.
Пишите почаще, это Вас приучит высказывать Ваши мысли, а мне доставит громадное удовольствие.
Должен заканчивать письмо, а то опоздаю на поезд.
Буду ждать с нетерпением Вашего письма. Скажите графине, чтобы она не забыла написать насчет моего дома, обратиться надо к нашему главному управляющему: Людвиг Робертович Гавеман, Мойка, 92.
Ваш преданный Феликс.
ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 84. Л. 104-105
* * *
[1913]
Дорогая Ирина,
Это прямо ужасно, что Вы наделали! Вот что значит прыгать через клумбы.
Мне так грустно, что Вас не увижу, т. к. завтра рано утром еду в Париж, чтобы найти фотографа для Вашей несчастной ноги. Я знаю, как это больно и как Вы страдаете, у меня было в этом роде в прошлом году, и я пролежал около двух недель.
Когда я приехал, пришла Ваша мать и объявила мне эту грустную новость. Доктор Collin тоже пришел, и мы далее сидели и обсуждали, что делать. По-моему, Collin похож на фокусника и у него грязные ногти.
Надеюсь, что путешествие на автомобиле Вас не очень утомит. Я Вас встречу в Carlton’е. Если бы Вы знали, с каким нетерпением я жду Вас снова увидеть и как ужасно тяжело мне, только что приехав, снова уезжать, не повидавшись с Вами. Одно утешение, что я еду для Вас.
