Анатолий Сульянов - Берия. Арестовать в Кремле

— Зачем?

— Чтобы встретить тебя…

Сталину докладывали о неправильном поведении сына, и вождь не раз «снимал стружку» с него, кричал, требовал обещаний и заверений, но Василия хватало ненадолго. Он стал нетерпим к упрекам и замечаниям, груб и заносчив по отношению к подчиненным, «залез» в государственный карман, безмерно награждая отличившихся футболистов и хоккеистов, допустил рукоприкладство. С Василием не раз встречался министр Вооруженных Сил маршал Николай Булганин.

Чашу терпения министра переполнила последняя выходка Василия: 1 мая он при плохой видимости и низкой облачности принял решение, несмотря на запрет свыше, провести воздушный парад над Москвой. Реактивные бомбардировщики и истребители с ревом проносились над Красной площадью, едва не цепляя за острые шпили Исторического музея и собора Василия Блаженного. Летчики едва ориентировались в сложных условиях, сбивались с курса, подолгу отыскивали свои аэродромы. Несколько экипажей сели в поле…

После долгих колебаний («Пойти можно, а вернешься ли обратно?» Сколько министров, генералов и маршалов оказывалось после Кремля в Лефортовской тюрьме…) министр доложил наконец генералиссимусу о многих выходках молодого генерала.

— Вы с ним лично беседовали? — раскуривая трубку, гневно спросил Сталин, рассматривая покрасневшего, подчеркнуто вытянувшегося министра.

— Так точно. Василий многое отметает, в промахах не признается. Акты контрольных финансовых проверок отверг, а в них суммы с пятью нулями.

— Что еще вы можете доложить? — Сталин стоял напротив Булганина, не сводя взгляда с его лица. — Пьет? Дебоширит?

Булганин понимал, что Сталин добивался всей полноты картины, подробностей, фактов, принимаемых военным ведомством мер воздействия. И он рассказал все, что знал…

— Ваши предложения, товарищ Булганин?

Булганин не был готов к такому вопросу; он не выдержал тяжелого взгляда генералиссимуса, раскрыл папку, растерянно пошарил в ней взглядом, обдумывая варианты мер к генералу Сталину. Вождь заметил растерянность министра, недовольно зыркнул по нему взглядом:

— Пока вы думаете, я вот что скажу. Давайте-ка пошлем его в Академию Генерального штаба. Как вы думаете?

— Согласен, товарищ Сталин.

— Потребуйте от командования академии: никаких поблажек, никаких послаблений. Вы поняли, товарищ Булганин?

— Понял, товарищ Сталин…

Но это только усугубило положение: Василий уединился на даче и пил в одиночестве; изредка появлялся в Москве, где его тут же то кавказцы, то спортсмены, то случайные люди вели в «Арагви» — там пьяные оргии продолжались до ночи. Василий остается в одиночестве — после многолетних мук и издевательств его оставила жена.

Сталин неоднократно беседовал с сыном, убеждал его в необходимости учебы, в трезвом образе жизни.

— Мне семьдесят лет, а я все учусь, — вождь кивнул на стопку книг. — История, военное дело, литература. Ты читаешь книги?

Василий молчал. Что ему говорить? Рассказывать о попытках?

— Что же ты собираешься делать? Отвечай! — Иосиф Виссарионович подошел к сыну, взял его за дрожащие руки. — Неужели ты совсем потерял совесть? Ты позоришь меня! Позоришь мою фамилию! — Сталин брезгливо оттолкнул руки сына, вернулся к столу, набил трубку, закурил, принялся ходить по кабинету. — Может, тебя положить в больницу и полечить?

— Я здоров, отец, — тихо проговорил Василий.

— Как же ты здоров? Ты — алкоголик! Ты пьешь с кем попало, негодяй! Тебя привозят домой мертвецки пьяного! У тебя есть силы, воля, чтобы удержаться от выпивок?

— Есть. Я обещаю бросить, отец, все это, — Василий поднял голову и на какое-то мгновение встретился с отцовским взглядом. Его бросило в дрожь — в гневе взгляд отца вызывал страх, желание убежать или провалиться сквозь пол.

— Иди и подумай. Не бросишь — набью морду!

Сталин, занятый неотложными государственными делами, не смог больше повидаться с сыном, а тот, как это бывало не раз, после беседы с отцом неделю-две не притрагивался к бутылке, давал себе обещание заняться учебой.

…Войдя в комнату ближней дачи, Василий увидел лежащего отца, бросился к нему, схватил руку, что-то прошептал, опустился на колени и заплакал; в длившейся часами тишине отчетливо слышались его всхлипывания, и стоявшие рядом, в коридоре, люди, не удержав слез, захлюпали носами, вынули носовые платки. Василий понимал, что надвигается беда: без отца его мир будет сужен до предела, никто не защитит, никто не протянет руку помощи…

Не хватало кислорода для залитого кровью мозга. Дыхание становилось все чаще, но этого было недостаточно для ослабленного организма — наступало кислородное голодание, а с ним — удушье; лицо вождя темнело, синели губы.

Сталин умирал долго и тяжело. Беспрерывные уколы, усиливающие сердечную деятельность, почти не помогали, сердце едва справлялось с возрастающими нагрузками; люди видели муки вождя, но были бессильны и помочь ничем уже не могли. Маленков, Хрущев, Ворошилов, Каганович, Светлана, Василий стояли рядом, плакали, как все, кто находился в большой комнате, сдавливали губы, чтобы не разрыдаться. Берия чаще других выходил, звонил кому-то, что-то шептал охране, заглядывал в комнату, словно он ожидал конца и торопил время.

На какое-то время Сталин, измученный болями и удушьем, открыл глаза, обвел присутствующих своим тяжелым, уже угасающим взглядом. Берия первым бросился к нему, наклонился в надежде услышать последние слова вождя, но вскоре отпрянул, поняв, что Сталин не мог говорить, а скорее всего, прощался с теми, кто был рядом. На мгновение Сталин перестал шумно, с хрипами дышать, словно затаился, притих, продолжая оглядывать знакомых и незнакомых ему людей, задерживаясь на стоящих рядом товарищах по работе.

Берия, стоя в напряжении, ждал этого момента, ждал повелительного взгляда на себя, как последнее желание вождя в выборе своего преемника; достаточно было Сталину задержать взгляд на Берия, как тот мгновенно бы подскочил к умирающему вождю, чтобы символически принять его обязанности на себя.

Но Сталин этого не сделал. Его дыхание стало вновь шумным, прерывистым, с хрипами и клокотанием в горле, будто он захлебывался.

Агония продолжалась долго и мучительно; вздрагивали части лица, левая рука и нога, открывался и тут же закрывался рот. На лице умирающего все отчетливее виднелись следы страшных мук… Наконец до людей донесся тяжелый выдох, и все стихло…

Светлана, сцепив зубы, едва сдерживала рвавшиеся наружу рыдания, все сильнее сдавливая руки. Совсем недавно она была у него со своими детьми, его внуками. Сталин был рад посещению дочери и ее детей, угощал фруктами, даже предложил им хорошего грузинского вина. Долго смотрел на мальчика, похожего на грузина, ловил его взгляд.