Юрий Шабуров - Алехин

Желание доказать то или иное спорное положение конкретными вариантами роднило А. Алехина с Чигориным, творчество которого юный Алехин изучал еще, так сказать, со школьной скамьи.

Нам казалось, что он помнит все варианты, весь шахматный материал, который он прочел. Временами А. Алехин жаловался на свою память, которая сохраняла много ненужных подробностей и загромождала, как он говорил, его голову ненужной рухлядью. Он мог посмотреть на таблицу цифр и почти мгновенно запомнить их. Вместе с тем надо отметить, что Алехин, хорошо учившийся в гимназии, был, однако, не в ладах с математикой. Этот факт еще раз показывает, что шахматные способности специфичны…»

Особенно ошеломляющее впечатление на партнеров и очевидцев производила игра юного Саши Алехина вслепую, в сеансах одновременной игры и даже по переписке, где противники имели, казалось бы, вдоволь времени на обдумывание позиции и ответных ходов. Выиграть вслепую, не видя доски и фигур, в 10 ходов у В. Ненарокова в 1907 году или в 16 ходов у В. Любимова в 1908 году! Такое трудно представить. И тем не менее такое было, и партии эти сохранились.

Однако столь эффектная игра совсем не означала, что Саша тогда уже поднялся на высокий уровень. Все еще было впереди, знаний и опыта не хватало, требовалась стабильность игры.

Вспоминая свой начальный путь в шахматах, Алехин об этом периоде скажет кратко: «В 12 лет попробовал играть вслепую. В 1907 году пошел в шахматный клуб».

К тому времени Московский шахматный кружок, сменивший за свою историю несколько адресов, переехал на улицу Большая Дмитровка в дом № 32. Не тот, многоэтажный с мебельным магазином, построенный в 1903 году, что выходит фасадом на улицу, а другой, старый двухэтажный особняк, оказавшийся теперь в глубине двора.

Переехал… Вернее сказать, вернулся. Вернулся в здание, памятное тогда всем московским энтузиастам шахмат. Ведь в этом особняке, принадлежавшем прежде семье барона Д. Шеппинга, размещалось в конце XIX века Московское Собрание врачей, где часто бывал А. П. Чехов, упомянувший о здешнем ресторане в рассказе «Дама с собачкой», а с 1890 по 1902 год находился Московский шахматный кружок. Это был, пожалуй, один из самых интересных периодов его деятельности. По инициативе кружка в этих стенах с 7 (19) ноября 1896 года по 14 (26) января 1897 года игрался матч-реванш на первенство мира между Эмануилом Ласкером и Вильгельмом Стейницем, который шестидесятилетний эксчемпион проиграл, по существу, без борьбы: из 17 партий он в 10 сдался, в 5 согласился на ничью и лишь 2 выиграл. Ласкер сохранил тогда за собой почетное звание.

А затем здесь же состоялось два Всероссийских турнира, собравших почти всех сильнейших шахматистов страны. Первый из них, положивший начало национальным чемпионатам России, проводился с 3 по 19 сентября 1899 года, а второй — с 26 декабря по 14 января 1901 года. Оба турнира завершились убедительной победой М. И. Чигорина, намного опередившего своих соперников. В первом турнире он набрал 12 очков из 13 (2-е место — Эммануил Шифферс с 9½ очков), а во втором — 16½ из 17 (2-е место — тот же Э. Шифферс с 14 очками). В то время Михаил Иванович Чигорин по праву считался шахматной гордостью России, очевидным претендентом на мировую корону.

В этом же здании тогда, на рубеже двух веков состоялись и первые чемпионаты Москвы. Среди их участников особенно выделялся председатель кружка профессор Московской консерватории Александр Владимирович Соловцев. Он занял первое место тут в турнире сильнейших шахматистов города в 1891–1892 годах (это была его третья победа в подобных состязаниях) и затем, выиграв в 1899 году матч у Б. Григорьева, стал первым чемпионом Москвы.

Вот такие исключительно интересные памятные события уместились в том небольшом отрезке времени, когда Московский шахматный кружок впервые размещался в неприметном теперь особняке.

К этому остается лишь добавить, что после вторичного вселения сюда кружка именно здесь в марте 1907 года с необычайным успехом завершились гастроли М. И. Чигорина. Венчал их двухкруговой турнир с участием великого гостя и четырех сильнейших шахматистов Москвы. Чигорин был в то время уже тяжело болен и все же играл с большим подъемом и занял вновь первое место.

Думается, что в числе зрителей этого турнира вполне мог быть и четырнадцатилетний гимназист Александр Алехин. Не исключено, что он знал и всю историю шахматных соревнований, состоявшихся в особняке. Это, по всей вероятности, только усиливало волнение молодого шахматиста, занявшего вскоре тут же в просторном зале место за шахматным столиком. Турнир назывался «Весенним», но начался в первых числах июня 1907 года. Партнер был знаком — Василий Иванович Розанов, над ним Саша в партиях, игранных дома, имел явный перевес, но как сложится первая встреча в официальном соревновании?

Она проходила с приключениями и вызвала немало волнений у Саши Алехина. Впрочем, лучше него самого никто не расскажет о перипетиях этого поединка, а поэтому обратимся к статье Алехина, написанной много лет спустя: «Моя первая турнирная партия».

«Моя первая турнирная партия, игравшаяся в Московском весеннем турнире 1907 года, была не лучше и не хуже большинства моих партий того времени.

Дебют в течение очень многих ходов «следовал книге». Это был вариант, который я выучил наизусть. Он был основан на партии Мароци — Яновский из Лондонского турнира 1899 года, и я уже применил его до моей первой турнирной партии в одной встрече по переписке (против Манько в 1906–1907 гг.). Я решил следовать «книжному» варианту вовсе не потому, что рассчитывал получить в дебюте какое-либо, хотя бы небольшое преимущество. В то время я был слишком неопытен, чтобы судить о возможности положений равновесия или оценивать небольшие позиционные преимущества, если мне и удавалось их получить. Просто в этом случае я мог быть уверен, что не окажусь в проигрышном положении после очень немногих ходов.

Сразу после дебюта я начал «шататься» самым плачевным образом (ходы с 13-го по 20-й). Я явным образом не мог составить какой-либо план, будь то атаки или защиты. Эта часть партии (особенно ходы ферзем) несет на себе печать нервозности, возможно, простительной в новичке. Я полагаю, что многие из моих читателей, в свои ранние дни неопытности, «шатались» точно таким же образом, когда безопасные протоптанные пути оказывались позади.

Почувствовав на 21-м ходу, что нахожусь на краю пропасти, я напрягся, чтобы найти какой-нибудь спасительный ресурс в позиции, своего рода спасательный круг. И я нашел его — в форме задачной жертвы (23. Леб!!). При последующей проверке комбинация оказалась совершенно правильной во всех вариантах; даже если она и оставляла черным какую-нибудь лазейку, я уверен, что мой противник не обнаружил бы ее, настолько застал его врасплох и деморализовал мой 23-й ход.