Юрий Зельдич - Герберт Гувер — великий гуманист и индивидуалист

В спасательных работах участвовали местные власти, береговая охрана, инженерные службы, добровольные помощники, белые и черные; последних Гувер привлекал особенно активно. (Афроамериканцы оценили это; на выборах 1928 года они составили большой электорат Гувера.) Гувер имел полное право сказать: «Я полагаю, что мог бы позвать на помощь армию, но это было бы ни к чему: я позвал на помощь Главную Улицу».

Он стал протагонистом драмы, за которой следили миллионы. Его имя не сходило с газетных полос. Популярный в 1920-е годы писатель Шервуд Андерсон заметил: «Кажется, перед нами человек, который никогда не совершал ошибок». Один из первых биографов Гувера, Уильям Ирвин, писал: «Я следовал за Гувером по Европе, наблюдал его великую работу, но остаться в памяти людей он должен таким, каким я видел его на вибрирующей защитной дамбе под Новым Орлеаном. В небе кружился его разведывательный аэроплан, группа первых лиц окрестных штатов вокруг него с трепетом внимала его кратким указаниям. Эта сцена незабываема — один спокойный человек среди гудящего водного потока, transmuter (превращатель) альтруизма в благотворительную акцию».

Гувер снискал популярность в массе людей не только умением повелевать, не унижая, не только сердечной отзывчивостью на горе и бедствия, но и презрением к популистским жестам, свойственным большинству политиков. Он был идеалистом в лучшем смысле этого слова — он верил в примат моральных ценностей. И люди верили в его искренность, верили в правду его стремлений к взвешенному, социально ориентированному прогрессу.

Он мог смело баллотироваться на президентский пост, успех был гарантирован.

В 1927 году президент Кулидж объявил, что не станет выдвигаться на следующий срок. Путь наверх был свободен, более популярного кандидата, чем Гувер, боссам Республиканской партии искать не приходилось. Конвент Великой Старой Партии избрал его своим кандидатом в первом же раунде голосования. Вскоре Гувер приехал в Стэнфорд. На университетском стадионе его встретили оглушительные крики и приветствия тысяч преподавателей и студентов. Отвечая, он сказал: «Ни в какой другой стране не мог бы деревенский мальчик без наследственного состояния или влиятельных друзей смотреть вперед с безграничной надеждой. Вся моя жизнь показала мне, что значит Америка. Я в таком неоплатном долгу перед моей страной, который невозможно возместить никакими человеческими силами».

В день выборов он находился в Пало Алто. С утра, в окружении жены и сыновей, на черной классной доске в гостиной своего дома он стал отмечать мелом ход голосования, о котором сообщало радио. В 7:30 вечера по калифорнийскому времени радио подвело итог. Гувер просто разгромил демократического кандидата Алфреда Смита, получив 444 выборщика из 531. Это был второй результат в истории президентских выборов.

Тут же он услышал гром приближающегося оркестра. Семьдесят трубачей, флейтистов и барабанщиков под взмахами короля маршей Джона Суза во всю силу щек и рук играли «Звезды и Полосы». За ними шли выпускники Стэнфорда в сопровождении огромной толпы студентов. Все это гремело, ревело и плясало.

Газеты захлебывались славословиями. «Предстоят прекрасные 4 года процветания!», «Гувер расчищает горизонты каждому человеку!», «Инженер, ученый-практик, податель милосердия голодным и бедным, администратор, государственный деятель, великодушный благотворитель» и даже «милейший сосед». «Он гений, он наиболее способный и успешный ныне живущий американец»… «Джордж Вашингтон был замечательным президентом, — писала калифорнийская „Лос-Анжелес Таймс“, — однако у него не было тренировки и опыта Герберта Гувера».

В несколько предшествующих лет Америка, казалось, погрузилась в эру невиданного благополучия. Росли доходы, люди стали свободнее тратить деньги, в том числе и на новые предметы широкого потребления, потоком хлынувшие на рынок. Расширялось производство, безработица почти исчезла. Избранному президенту 54 года, он в самом расцвете сил, люди уверены, что нет ничего, что ему не подвластно. В январе 1929 года, за два месяца до инаугурации, Гувер говорил редактору «Крисчен Сайенс Монитор»: «Я не опасаюсь обычной, рутинной президентской работы. Я страшусь преувеличенных надежд народа, вообразившего, что я могу все. Они убеждены, что я некий супермен, что моим возможностям нет предела. Если какое-нибудь беспрецедентное бедствие обрушится на нацию, я буду жертвой неразумных представлений, ожидающих от меня слишком много».

Президент, только войдя в Белый дом, немедленно развил бурную деятельность. Запретил эксплуатацию нефтяных скважин на общественных землях; министру юстиции велено было перестать делать вид, что гангстеризма не существует. Был арестован и судим Аль Капоне, убийца и главарь мафии, за ним ворох его бандитов. Полную предложенную президентом пенитенциарную реформу Конгресс, пожалев деньги, не утвердил, но построенные новые тюрьмы (среди них знаменитый Алькатрас в заливе Сан-Франциско) и увеличение расходов на содержание охраны и заключенных принесли пользу тем и другим — случай редкий в истории. В июне Гувер выпускает билль

«О здоровье детей», соответствующая конференция под его патронажем, найдя, что 6 млн американских детей недоедают, рекомендовала запретить детский труд, учредила общественную службу помощи детям и Институт охраны детей. Территорию Национальных парков Гувер увеличил на 40 %. Объявил заповедными леса секвой в Калифорнии, запретил истребление мигрирующих птиц. Подписал закон — несмотря на вопли бизнесменов, — который расширял права профсоюзов. Для солдат-ветеранов выпустил ордера, предписывающие их прием на государственную службу. Конгресс отказался запретить суд Линча, несмотря на настояния Гувера, но где только мог президент защищал права этнических меньшинств. Невзирая на протесты своих финансистов, увеличил ассигнования Бюро по делам американских индейцев, с тем чтобы удвоить, утроить обеспечение их детей и построить современную больницу. Назначил специального советника в министерство труда по развитию бизнеса афроамериканцев. (Покупая в 1921 году дом в Вашингтоне, отверг пункт договора, который запрещал продавать дома евреям и неграм.) Но буря разразилась, когда Лу Гувер пригласила на чашку чая только что избранного в Палату представителей черного республиканца Оскара Де Приста. Три южные легислатуры приняли резолюцию с осуждением первой леди. Южные газеты кричали: «Лу Гувер осквернила Белый дом!» Президент сказал своей жене: «Пусть такой мир отправляется в ад».

Это беглое перечисление сделанного Гувером в первые дни президентства никак не согласуется с образом упрямого ретрограда, не желающего видеть ничего, кроме нужд бизнеса, не вяжется с репутацией, сфабрикованной его ненавистниками или людьми, связавшими с его именем Великую депрессию. Эти определения злобно подтасованы. Лондонская «Таймс» писала в некрологе 1964 года: «Его будут поминать как человека, которому отчаянно не повезло. В другое, нормальное время он стал бы великим президентом и принес бы своей стране успех и прогресс».