Виталий Кузнецов - Франсуа Мари Вольтер

Не отказываясь от своей усадьбы и дома в Швейцарии, Вольтер 24 декабря 1758 г. переселяется в граничащий с этой страной французский округ Жекс, купив там два имения — Турне и Ферне, причем последнее стало его основной резиденцией. Одной из своих титулованных корреспонденток Вольтер так разъяснял выгоду нового места жительства: «Левой рукой я опираюсь на Юрские горы, правой — на Альпы; Женевское озеро расположено прямо против моих полей; я обладаю прекрасным замком на французской границе, убежищем Делис на территории Женевы и хорошим домом в Лозанне. Перекочевывая из одной норы в другую, я могу спасаться от королей и армий…» (7, 34, 207). Превратив запущенный фернейский замок в некое подобие маленького комфортабельного дворца, Вольтер вместе с тем отдал немало сил экономическому развитию подвластных ему территорий и проявил выдающиеся способности организатора сельскохозяйственного и промышленного производства на капиталистических началах. По его инициативе осваиваются пустоши, вводятся в севооборот новые, более доходные сельскохозяйственные культуры. Из Женевы в вольтеровские владения охотно репатриируются умелые ремесленники-протестанты, предки которых покинули Францию по причине религиозных гонений. Вскоре изготовляемые ими фернейские часы начинают — при содействии вольтеровской рекламы — конкурировать в различных европейских странах с прославленными швейцарскими изделиями. Вольтер с удовлетворением отмечал, что в результате всех этих мероприятий приписанная к Ферне полунищая деревушка с четырьмя десятками умиравших от золотухи жителей превратилась в процветающий городок с населением около 1300 человек. Жители всего Жекса благословляли Вольтера и за успешный исход его хлопот по освобождению их округа от разорительной откупной системы.

Прибыв в Ферне 64-летним старцем, Вольтер, однако, на протяжении всего последующего двадцатилетия своей жизни продолжал с неослабевающим интересом следить за всем, что происходило на его родине и за ее рубежами.

Со всех концов Европы к «фернейскому патриарху» потянулся нескончаемый поток визитеров. Непосредственное общение с множеством посещавших Ферне людей дополнялось интенсивнейшей перепиской Вольтера с массой корреспондентов из самых различных стран, причем среди них возросло число коронованных особ и их министров. Самой именитой корреспонденткой Вольтера стала вскоре после своего восшествия на престол русская императрица Екатерина II, объявившая себя ученицей энциклопедистов и претендовавшая на роль «просвещенной» государыни. Находясь вдали от дворов, Вольтер больше и эффективнее, чем когда бы то ни было, воздействовал на европейских монархов, обращаясь к ним с советами и поучениями относительно их обязанностей перед народами. Крупнейший представитель младшего поколения французских просветителей Кондорсе писал о Вольтере фернейского периода: «Русская императрица, прусский король, короли польский, датский и шведский интересовались его работами, читали его труды, старались заслужить его похвалу, временами помогали ему в его благих делах. Во всех странах все вельможи и все министры, которые претендовали на славу и желали быть известными Европе, добивались одобрения фернейского философа, поверяли ему свои надежды или опасения относительно прогресса разума, свои проекты о распространении просвещения и уничтожении фанатизма» (6, 1, 255; см. также 22, 101).

Позиция пассивного наблюдателя была всегда чужда Вольтеру. Но именно в фернейский период он проявил наибольшее стремление и вместе с тем умение активно воздействовать на окружающий мир. Нисколько не ослабевающая творческая деятельность Вольтера как драматурга, поэта, писателя-прозаика, историка, философа органически сочетается у него со все более ожесточенной борьбой с теми социальными силами, которые он считает ответственными за многочисленные страдания людей в современном ему мире. Руссо высказал неоправданное мнение о том, что искренне возмущаться человеческими несчастьями может лишь тот, кто сам непосредственно страдает от голода, нищеты, унижений и т. д. Поэтому он упрекал Вольтера чуть ли не в лицемерии за отрицание последним идеи всеблагого провидения: «В пресыщении славой и суетным величием, вы живете в лоне изобилия, будучи вполне уверены в своем бессмертии… а между тем находите на земле одно только зло» (7, 30, 115). Спустя двести лет современный французский вольтеровед Р. Помо не менее наивно пишет о «фернейском патриархе»: «Благоразумие (? — В. К.) предписывало старику мирное наслаждение славой и возделывание своего сада. Но темные (? — В. К.) силы, которыми он одержим, снова бросают его в бой» (64, 457). Буржуазный исследователь не понял, что Вольтер был начисто лишен мещанского благоразумия, предписывавшего заботиться только о своем личном благополучии, и что на склоне лет лишь укрепилась его давняя живая восприимчивость к страданиям других людей, способность самому тяжко мучиться ими. Именно эта светлая сила сострадания и сочувствия бросала «фернейского патриарха» в яростные атаки на действительно темные силы, гнетущие людей: «ему были свойственны, — говорил о Вольтере В. Гюго, — нежность женщины и гнев героя. То был великий ум и необъятное сердце» (16, 659). Явно преувеличивая свою былую «умеренность», но прекрасно понимая, что его борьба поднимается на новую ступень, Вольтер в начале 60-х гг. писал своему другу видному просветителю Д’Аламберу: «Сорок лет я терпел оскорбления от святош и негодяев. Я понял, что сдержанностью ничего не добьешься и что терпеть глупо. Нужно воевать и достойно умереть „над грудою святош, повергнутых во прах“» (3, 2, 260). Самую большую радость Вольтеру приносило сознание того, что он, активно борясь с силами зла, обрушивая на них непрерывные удары, дискредитирует их в общественном мнении и кое-где заставляет отступить.

Все текущие события внутренней и внешней политики различных стран, в первую очередь Франции, рассматривались Вольтером под углом зрения того, что он считал главной задачей современности: утверждение в человеческой жизни принципов разума, справедливости, гуманности. С одной стороны, он с удовлетворением отмечал, что во, второй половине XVIII в. во всей Европе выросли силы, выступающие за эти идеалы. С другой стороны, он обеспокоенно констатировал, что на его родине и во многих других странах по-прежнему царит произвол властей, люди страдают от несправедливости и жестокости, народные массы влачат жалкое существование, а привилегированная паразитическая верхушка утопает в роскоши, превратив свою жизнь в нескончаемый веселый праздник. Поэтому Вольтер делает вывод, что просвещенные люди должны действовать решительнее, борясь с теми, кто распространяет и поддерживает пагубные для людей заблуждения. В его письмах к единомышленникам с начала 60-х гг. то и дело встречаются такого рода призывы: «За дело, смелый Дидро, неустрашимый Д’Аламбер… вперед на фанатиков и глупцов… Обрушьтесь на пошлую декламацию, на жалкие софизмы, на лживые искажения истории, на противоречия и бесчисленные нелепости. Воспрепятствуйте тому, чтобы люди, обладающие здравым смыслом, становились рабами тех, кто его лишен; грядущее поколение будет вам обязано разумом и свободой» (3, 2, 311)[8]. С 1755 г. Вольтер начал активно сотрудничать в возглавлявшейся Дидро знаменитой «Энциклопедии, или Толковом словаре наук, искусств и ремесел», которая своим апофеозом разума и созидательной деятельности человека внесла крупнейший вклад в борьбу с феодально-клерикальной идеологией.