Михаил Юхма - Кунгош — птица бессмертия

Это письмо Мулланур выучил почти наизусть. Впервые задумался он о причинах неправедного мироустройства. А главное, о том, как жить и что делать, чтобы изменить эту уродливую, ненормальную жизнь.

Особенно часто он начал задумываться об этом после того, как прочитал романы Тургенева. «Отцы и дети», «Накануне», «Рудин» — все эти книги так поразили его воображение, что он возвращался к ним снова и снова, а многие страницы знал чуть ли не на память. Однажды он даже не удержался и высказал в разговоре с товарищами по училищу самые свои заветные, самые сокровенные мысли:

— Базаров… Рудин — вот люди, которым хочется подражать, у которых надо учиться…

— Что тебе эти чужаки? Нам-то до них какое дело? — насмешливо перебил его один из одноклассников, сын крупного татарского промышленника.

— Самое прямое дело! Как ты не понимаешь? Тургенев, как никто другой, показал в своих книгах, что наша страна — накануне больших, грозных перемен. Недаром один из лучших его романов так и называется — «Накануне». Неужели ты не чувствуешь, какая сила таится в его книгах! Жаль только, что его герои не смогли найти применения своим силам. Рудин больше говорил, чем делал… А Базаров… Он погиб так глупо, так нелепо!.. Но это все в прошлом. Сейчас должны появиться новые Базаровы… России они нужны сейчас больше, чем во времена Тургенева…

— Россия! Россия! — злобно перебил его собеседник. — Да что тебе-то Россия?! Ты разве русский? Забыл, что ли, каких ты кровей?

— Разве мы живем не в России? — спокойно сказал Мулланур. — И разве судьба этой страны не наша судьба?

— Мы мусульмане. И не наша забота думать о нуждах всей России. Хватит нам своих, мусульманских забот.

Всем сердцем чувствовал Мулланур, что собеседник его глубоко не прав. Но чувствовал он и то, что тот искренен в своей убежденности. И не нашлось у него слов, чтобы опрокинуть, разбить его доводы.

Вечером, сделав все уроки и домашние дела, он раскрыл по обыкновению одну из любимейших своих книг, чтобы почитать, как любил выражаться дядя Исхак, на сон грядущий.

Это были «Вечера на хуторе близ Диканьки» Гоголя. Снова и снова, уже в который раз, Мулланур смеялся и плакал над любимыми страницами. Радости и горести этих людей, живших в другое время, говоривших на другом языке, он ощутил вдруг такими родными, такими своими, словно все, что происходило с ними, происходило с ним самим, с его матерью, с его отцом. И вдруг нежданно-негаданно явился ответ на вопрос, над которым он бился целый день.

«Какая чушь! — подумал он. — Какая ерунда! При чем тут кровь? Разве течет во мне хоть капля французской крови? Или, может быть, кто-то из моих далеких предков был англичанином? Ну а если это не так, тогда почему же сердце мое сжималось такой болью, когда я читал роман Бальзака „Отец Горио“? Что мне за дело до этого горемычного французского старика, с которым так бессовестно поступили его родные дочери? Ромео и Джульетта… Почему сердце мое отозвалось тоскою и болью, едва только зазвенели в ушах эти простые, безыскусные строки: „Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте“?»

Впервые в жизни Мулланур вдруг с потрясающей конкретностью ощутил, что у каждого человека помимо предков по крови есть еще и предки по духу. Впервые в жизни он понял, как важно для созревающей, растущей человеческой души это духовное родство.

«И какое же счастье, — подумал он, — когда с людьми, родными по крови, у тебя возникает не только кровная, но еще и такая, совсем особая, духовная, идейная близость».

Да, с родней ему повезло. Во-первых, дядя Исхак. А во-вторых, Набиулла…

Набиулла Вахитов был самым младшим сыном его деда, старого Гарея. Следовательно, по законам родства он, как и Исхак, был его дядей. Смешно! Набиулла — его дядя! А он, Мулланур, который старше Набиуллы на целый год, — он, стало быть, приходится Набиулле племянником?

Как бы то на было, они сразу сошлись друг с другом. Сошлись так, как сходятся только в юности, когда завязываются самые прочные узы товарищества и дружбы.

Впрочем, дело тут было не только в том, что дядя и племянник волею случая оказались погодками. Основой их дружбы стала редкостная, глубокая общность интересов. Эта общность была рождена не совместными занятиями: Набиулла, в отличие от Мулланура, поступил в художественное училище. Их сблизила горячая ненависть к царящей кругом несправедливости, пылкое стремление все свои силы отдать борьбе за счастье страдающего и угнетенного народа.

Сейчас Мулланур, пожалуй, даже и не вспомнит, с чего это у них началось. Кажется, с того, что Набиулла произнес при нем имя одного из первомартовцев, участников покушения на Александра II, погибших на эшафоте. С того времени они сошлись накрепко: вместе читали запрещенную литературу, тайком шептали друг другу на ухо запретные, давно уже ставшие для них святыней имена Желябова и Софьи Перовской.

Конечно, в разговорах, которые они вели между собою, было много наивного. Но в этих полудетских спорах крепла, оттачивалась их мысль, а главное, росла уверенность, что обязательно должно произойти что-то такое, от чего вся жизнь вокруг сразу изменится. Не случайно каждый их спор, словно в тупик, упирался в один и тот же вопрос: как быть? И что можно сделать для того, чтобы приблизить этот грозный и радостный час?

— Как же нам найти правильный путь? — задумчиво говорил Набиулла.

— Найдем, — уверенно отвечал Мулланур. — А если сами не найдем, другие укажут.

Так оно и вышло.

Нашелся человек, который… Глупое слово — «нашелся». Получается так, будто он нечаянно оказался на их пути, и если бы не случай… Случай действительно помог. Но не будь этого случая, помог бы другой. Рано или поздно они все равно встретились бы с Хусаином Ямашевым. Непременно встретились бы!

Однажды вечером Мулланур и Набиулла возвращались домой. Шли мимо старого базара, как вдруг — топот тяжелых полицейских сапог, свистки… «Облава!» — мелькнула мысль. И тут из-за угла прямо на них выскочили двое. Заметавшись, они хотели было повернуть назад. Но Мулланур узнал в одном из беглецов дядю Гришу, старого русского рабочего, их соседа.

— Дядя Гриша! — успел крикнуть он. — К реке! Бегите к реке! А мы попробуем сбить их со следа!

Дядя Гриша и его товарищ бесшумно растворились в темноте. А Мулланур и Набиулла, нарочно громко хрипя и стуча сапогами, стали карабкаться вверх, в гору. Полицейские клюнули на приманку, кинулись за ними, без труда догнали и повели в участок. А там выяснилось, что схватили они совсем не тех людей, за которыми гнались.

На другой день Мулланур столкнулся во дворе с Дядей Гришей.