Иван Осадчий - Жизнь – Подвиг Николая Островского

…Уже все знают, если Корчагин стонет, значит, потерял сознание. Откуда у него это упорство? Не знаю…

8 октября. Я знаю, почему он не стонал и вообще не стонет. На мой вопрос он ответил:

– Читайте роман «Овод», тогда узнаете…

14 октября. Корчагин выписался. Мы с ним расстались очень тепло. Повязка с глаза снята, осталась лишь на лбу. Глаз ослеп, но снаружи вид нормальный. Мне было очень грустно расставаться с этим хорошим товарищем.

Так всегда: вылечиваются и уходят от нас, чтобы, возможно, больше не встретиться. Прощаясь, Корчагин сказал:

– Лучше бы ослеп левый, – как же я стрелять теперь буду?

Он еще думает о фронте…» (Там же, стр. 185, 186, 187, 188, 189).

П.Н.Новиков – один из самых близких друзей Николая Островского – вспоминал:

«Первый раз я встретился с Николаем Островским в январе 1921 года… в Киеве, на железнодорожном вокзале в ожидании поезда искал место, где присесть. На одном из дубовых диванов с краю сидел паренек… в солдатской шинели и буденовке… Примостился рядом с ним… Познакомились: «Николай Островский. Комсомолец».

– А это у тебя откуда? – спросил я, указывая на шрам, сияющий над правым глазом.

– Был в Первой Конной. Ранило осколком снаряда в голову и вот сюда, в живот. Долго лечился в госпитале. Думали, умру, но, как видишь, живой. Сейчас еду на побывку домой, в Шепетовку…» («Николай Островский – человек и писатель – в воспоминаниях современников (1904–1936)», Изд. «Дружба народов», М., 2002, стр.45–46).

…После госпиталя Николай приезжает к матери в Шепетовку, и первое место, куда он пошел, как вспоминал брат писателя Дмитрий Алексеевич, была братская могила его юных боевых друзей – шепетовских подпольщиков, казненных врагом. Здесь, глубоко взволнованный, он дает клятву: все силы и всю жизнь отдать борьбе за счастье трудового народа.

Впоследствии в романе «Как закалялась сталь» Николай Островский с неповторимой силой воспроизвел слова той клятвы, ставшие надежным компасом и законом жизни миллионов юных героев советской эпохи, многих поколений советских людей: «Самое дорогое у человека – это жизнь. И её надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить, ведь нелепая болезнь или какая-нибудь трагическая случайность могут оборвать жизнь…».

Всей своей жизнью Николай Островский оправдал эту священную клятву.

Несмотря на крайне разрушенное здоровье, Николай Островский не выбыл из строя. С таким же героизмом и самоотверженностью, как и на фронте, он участвует в активной созидательной борьбе за строительство нового общества, за социализм.

Николай Островский всегда находился на переднем крае борьбы. В Киеве он работает помощником электромонтера и секретарем комсомольской ячейки железнодорожных мастерских. Затем по призыву Киевского губкома КП(б)У вместе со своими комсомольцами Николай Островский участвует на строительстве узкоколейки Боярка-Киев для подвоза дров в замерзавшую столицу Советской Украины.

Строительство узкоколейки явилось труднейшим из самых трудных экзаменов для первого поколения киевских комсомольцев, настоящим коллективным подвигом. Николай Островский с огромным художественным мастерством и суровой правдивостью рассказал об этом на страницах своей книги «Как закалялась сталь».

Николай Островский являл собой пример подлинного героизма и стойкости в тяжелейших условиях сооружения железнодорожной ветки. Когда основные трудности были уже преодолены, и строительство узкоколейки шло к концу, Николай Островский тяжело заболел тифом. В бессознательном состоянии, без надежды на выздоровление он был отправлен в Шепетовку. Матери удалось выходить его, отстоять от смерти. Но жестокая болезнь не прошла бесследно. По заключению врачебной комиссии, 18-летний Николай Островский был признан нетрудоспособным, инвалидом 1-й группы. Однако лишь после смерти писателя в его бумагах было обнаружено и стало известным свидетельство об инвалидности. Вопреки врачебному заключению, Николай Островский продолжает работать с полным напряжением сил, с присущей ему энергией. Правда, ему пришлось переменить профессию. Теперь он – комсомольский работник.

С огромным энтузиазмом работал Николай Островский секретарем райкома комсомола в пограничных – Берездовском, а затем Изъяславском районах. Десятки комсомольских ячеек он создал в глухих пограничных селах.

В 1924 году 20-летний Николай Островский возглавил Шепетовский окружком комсомола. В августе 1924 года, в период ленинского призыва, Николая Островского принимают в партию, «как самого выдержанного и стойкого комсомольца».

Нельзя не вспомнить замечательные слова Николая Островского о Коммунистической партии, о личном и общественном. «В чем радость жизни вне ВКП(б)? Ни семья, ни любовь – ничто не дает сознания наполненной жизни. Семья – это несколько человек, любовь – это один человек, а партия – это 1 600 000. Жить только для семьи – это животный эгоизм, жить для одного человека – низость; жить только для себя – позор!» (Николай Островский. Собр. соч. в трех томах. Том 3. Изд. художественной литературы. М., 1956, стр.73).

…В середине 20-х годов начинается один из самых трудных периодов жизни Николая Островского. Жестокая болезнь, порожденная полученными на фронте контузией и тяжелыми ранениями, обостренная тифом и напряженным трудом последних лет, все больше давала о себе знать и вскоре оторвала его от любимой работы. Вот строки из его автобиографии, предельно четко рассказывающие об этом периоде «С 1925 по 1930 год жил в Новороссийске, Сочи, Москве. Не работал, лечился. Партия и комсомол сделали все, чтобы вернуть меня к работе, но вылечиться не удалось».

Николай Алексеевич Островский лечился в многочисленных клиниках и санаториях. Ему было сделано несколько операций. Но состояние здоровья не улучшалось. Чтобы избежать обострения болезни, врачи рекомендовали ему жить на юге. Николай Островский поселяется в Новороссийске, в семье близких друзей его матери.

В это время Николай Алексеевич живет уже с ясным сознанием своей неизлечимости. Он категорически отказывается от каких бы то ни было новых операций, которые проходили болезненно и крайне неудачно: «Точка. С меня хватит. Я для науки отдал часть крови, а то, что осталось, мне нужно для другого. Врачи не учли качество материала, из которого создан большевик. Я буду жить и работать до последнего удара сердца».

Именно здесь, в Новороссийске, болезни загнали его в угол. Были у него и минуты мучительных сомнений, когда он спрашивал себя: «Стоит ли жить в таком положении? Не лучше ли расстрелять предавшее тело?» Но Николай Островский осудил такой уход из жизни, как дезертирство, и решил бороться до конца.