Иван Осадчий - Жизнь – Подвиг Николая Островского

Тысячу раз прав был Николай Островский, когда в черновом варианте речи перед делегатами IX съезда комсомола Украины писал:

«Случалось так, что вместе с комсомольским билетом мы получали ружье и 200 штук патронов».

Такова была судьба и первых шепетовских комсомольцев, и самого Николая Островского.

Когда осенью 1919 года красные части снова временно покидали Шепетовку, 15-летний Николай Островский, тайно от родителей, ушел с ними сражаться за Советскую власть.

На фронте он пробыл вплоть до августа 1920 года. В боях за Львов юноша был контужен и тяжело ранен в голову и в живот. И в этой связи по состоянию здоровья его уволили из рядов Красной Армии.

Необходимое отступление

…До настоящего времени находятся люди, которые высказывают сомнения по вопросу участия Николая Островского в гражданской войне, на том основании, что в архивах не найдены документы, подтверждающие этот факт. Известный исследователь биографии и творчества писателя Л.Аннинский логично и справедливо замечает:

«…Вот бумажные души-то! Да в огне гражданской войны какие бумаги не горели! И какие не сгоревшие бумаги убедят скептиков, если шрам над глазом Островского их не убеждает!» («Николай Островский – человек и писатель – в воспоминаниях современников (1904–1936)». Изд. «Дружба народов», М., 2002, стр. 8–9).

Сотрудники Шепетовского музея Николая Островского на основе сопоставления и изучения многих материалов этого периода жизни Николая Островского пришли к следующему заключению: «Да, Островский воевал, но этот факт не зафиксирован документально, ведь возраст Николая был не призывной. Но, как любого 16-летнего мальчишку, его звала революционная романтика. Да и не будь свидетелем боев, он не смог бы позже в романе «Как закалялась сталь» описать так ярко и образно участие Павки Корчагина в гражданской войне». (Там же, стр. 16).

Обратимся к другим свидетельствам.

Д.Г.Чернопыжский – член Шепетовского ревкома в 1919 – 1920 гг. вспоминает:

«Летом 1920 года войска панской Польши снова вторглись в пределы Советской Украины. Проникшись беззаветной любовью к своей Родине, Коля Островский добровольно ушел на фронт…» (Там же, стр. 45).

Г.П.Барский – участник гражданской войны. В 20-е годы работал в Берездовском районе, хорошо знал Николая Островского:

«…Наша 45-я стрелковая дивизия была переброшена на борьбу с белополяками, и в районе Шепетовки я впервые встретился с Колей Островским. Он пришел в дивизию бойцом. Запомнил я его потому, что он хорошо играл на гармони. Николай Островский был во второй бригаде Котовского, оттуда буденовцы переманили его в Первую Конную Армию, потому что он был хорошим гармонистом, а его привлек буденовский шлем…» (Там же, стр.44).

Д.А.Островский – старший брат писателя: «…В Шепетовку снова пришли враги. Красная Армия вынуждена была отступить. Вместе с ней ушли шепетовские руководители. Ушел и брат. Радостным событием был день, когда Красная Армия вновь вошла в Шепетовку. Вернулся в родной город и Николай. Ему тогда было только 16 лет… В августе 1920 года Николай снова уходит на фронт. Вскоре… он был тяжело ранен». (Там же, стр.45).

О.О.Островская, мать Николая Островского: «Коля долго не возвращался домой. Прошло два-три месяца. Приехал один парень из Киева и говорит мне: «Вы знаете, где ваш Коля?» Я так и подскочила: «Где?» Он говорит: «Коля лежит в Киеве, в госпитале, раненый… Коля просил, чтобы я вам не говорил. Когда вылечится – приедет…» (Там же, стр. 47).

Вот все… что мне удалось обнаружить по вопросу участия Николая Островского в гражданской войне.

В книге «Как закалялась сталь», в 8-й главе первой части Николай Островский рассказывает о том, как Павел Корчагин был контужен и тяжело ранен:

«19 августа 1920 года в районе Львова Павел потерял в бою фуражку. Он остановил лошадь, но впереди уже срезались эскадроны с польскими цепями. Меж кустов лощинника летел Демидов. Промчался вниз, к реке, на ходу крича:

– Начдива убили!

Павел вздрогнул. Погиб Летунов, героический его начдив, беззаветной смелости товарищ. Дикая ярость охватила Павла.

Полоснув тупым концом сабли измученного, с окровавленными удилами Гнедка, помчал в самую гущу схватки.

– Руби гадов! Руби их! Бей польскую шляхту! Летунова убили! – и сослепу, не видя жертвы, рубанул фигуру в зеленом мундире. Охваченные безумной злобой за смерть начдива, эскадронцы изрубили взвод легионеров.

Вынеслись на поле, догоняя бегущих, но по ним уже била батарея; рвала воздух, брызгая смертью, шрапнель.

Перед глазами Павла вспыхнуло магнием зеленое пламя, громом ударило в уши, прижгло каленым железом голову.

Страшно, непонятно, закружилась земля и стала поворачиваться, перекидываясь на бок.

Как соломинку вышибло Павла из седла. Перелетая через голову Гнедка, тяжело ударился о землю. И сразу наступила ночь…» (Николай Островский. Собр. соч. в трех томах. Том 1. Госиздат «Художественная литература». М., 1955, стр.183).

А теперь обратимся к началу следующей главы, к дневнику, который вела младший врач клинического военного госпиталя Нина Владимировна:

«26 августа 1920 года. Сегодня к нам из санитарного поезда привезли группу тяжелораненых. На койку в углу у окна положили красноармейца с разбитой головой. Его фамилия – Корчагин.

Раненый в беспамятстве… с 19 августа.

27 августа. Сегодня осматривали рану Корчагина. Она очень глубока, пробита черепная коробка, от этого парализована вся правая сторона головы. В правом глазу кровоизлияние. Глаз вздулся.

…Раненый все время бредит, мечется, около него приходится постоянно дежурить. Я отдаю ему много времени. Мне очень жаль его юность, и я хочу отвоевать ее у смерти, если мне удастся…

30 августа. Корчагин все еще в сознание не пришел. Он лежит в особой палате, там лежат умирающие… Теперь и я чувствую, что его положение безнадежно.

2 сентября. Одиннадцать часов вечера. Сегодня у меня замечательный день. Мой больной, Корчагин, пришел в себя, ожил. Перевал пройден. Последние два дня я не уходила домой. Сейчас не могу передать своей радости, что спасен еще один.

10 сентября. Я написала сегодня первое письмо Корчагина к родным. Он пишет, что легко ранен, скоро выздоровеет и приедет; он потерял много крови, бледен, как вата, еще очень слаб.

14 сентября. Корчагин первый раз улыбнулся. Улыбка у него хорошая. Обычно он не по годам суров.

…Вчера он спросил:

– Что это у вас, доктор, на руке черные пятна?

Я смолчала, что это следы его пальцев, которыми он до боли сжимал мою руку во время бреда…

17 сентября. Рана на лбу Корчагина выглядит хорошо. Нас, врачей, поражает это поистине безграничное терпение, с которым раненый переносит перевязки.