Аркадий Гайдар - Из писем и дневников

Путник и дорога как целое — при одних обстоятельствах, а при других — дорога его не касается, он касается ее только подошвами. Вообще мир разорван — при одном восприятии и собран при другом. Второе выше.

В Крыму буду до 5 июня. Завтра жду Андриевского. Разговор с Перцовым[23] о «Телеграмме»[24].

Ужасного встретил на пляже доктора: «Вы писатель? Очень рад: массу могу предложить вам материала. О чем пишете? — О войне. — Есть у меня в Севастополе знакомые. Могут рассказать из жизни морского флота. Ах, это не интересует! Ну тогда, может быть, нужен материальчик курортно-бытового характера?»

Очень многие еще дела нашего не понимают.

Один из самых страшных вопросов — это когда человек интеллигентный и начитанный задает вопрос: «А скажите, как вы пишете? Из жизни материал берете или больше выдумки?»

Очень становится от такого вопроса уныло.

Прошлый год в это время я работал над «Барабанщиком» (сценарий) в Одессе. Завтра приедет Андриевский. Очень рад…

…Вчера Гира-Литовец читал стихи. В Литве сто писателей на 2,5 миллиона — это многовато. Асеев читал стихи. Уткин тоже. «Однофамильцы». Уткин об охоте на уток. Остроумно!..

Приезжал Андриевский. Дела мои хороши. Вчера были с Дорой в Суук-Су, в Артеке. Встреча с ребятами была теплая. Подарили нам много пышных роз. Завтра приступаю к работе над «Барабанщиком»…

Диковского проводили в Коктебель. Уехал он на «Армении»[25]. Начинаю скучать по России… Пятилетний Анатолий Федорович очень со мной дружит. Подарил ему звезду, свисток и пистонный револьвер. Он командует над собаками — Цыганом, Тузиком и Машкой.

В газетах временное затишье. Но тревожно на свете.

Вчера до глубокой ночи спор поело вечера чтеца Журавлева — Асеев, Перцов, я остался при споем… Сегодня сажусь за работу.

Работаю. Позавчера смотрели татарский ансамбль, вчера украинских бандуристов. Послал Андриевскому телеграмму: «Гей, гей, не робей, замечательную сцену закатил я вчера в семье у Половцевых[26] тчк Шлите деньги или я буду вынужден остаться в Крыму навеки»…

Выслать книгу — Ялта, Черноморский пер., № 1, кв. 7–9, Вильвовскому — Лене, Данцеву Виктору. Это ребята, которые дали мне «Голубую чашку».

Вчера была гроза, потом — опять солнце… Вечером — новые дорожки в парке. Проводы Уткина и Козина у фонтана. Когда-то я необъяснимо ненавидел Уткина. Теперь присмотрелся — нет. Человек как человек.

Нравится мне В. Перцов. Человек культурный и душевный…

Давно в Москве…

Живу в Солотче вместе с Борькой. Сегодня из Москвы приезжает Рувим. Дора осталась в Клину. Приезжала в Москву Талка. Надо работать — над чем еще не решил.

Письмо в Клин. Телеграмму в Хабаровск.

Вчера в газете: 120 японских самолетов перелетели границу. 95 советских приняли бой. 31 японский самолет был сбит — советских 12. Позже еще 60 самолетов, опять бой. Сбито японских 25, советских 2.

Тревожно на свете, и добром дело, видать, не кончится.

Ловили с Рувимом па маленьком озере. Поймал я большого окуня. Ходили на Канаву. Комары — как тигры. Сегодня переставил стол в маленькую комнату, пора начинать работу.

На монгольской границе беспрестанно воздушные бои.

Вчера я, Рувим, Борис, Валя ночевали в лесу на берегу Прорвы. Огромная сверкала луна. Пчелка гонялась за куликами. Сенокос. Возвращение бригад с поля.

Вчера чинил у Рувима велосипед. Странная идея у Рувима — снять камеру, не снимая колеса. Ездили на Канаву. Клевало хорошо. Рувим поймал здоровенного окуня. Луга в цвету. — Тревога…

Весь вчерашний день провел с Борисом на Канаве. Утро, летчик над лугами. Оборвал у спиннинга две блесны. Варили борщ. Рыбы поймали мало. Сплю плохо. Тревожные варианты старых снов. Надо работать, но я что-то растерялся…

В Москву приехал пятого. Наконец-то вышла «Судьба барабанщика». Шестого гуляли с Дорой. Были в кино и в музеях. 11-го уехали в Клин. От Дальгиза есть телеграмма. Разговор с Гавриловым об обмерах приусадебных участков.

За этот месяц только и сделал хорошего, что написал для сборника небольшую сцену в двух картинах «Прохожий». Говорят, что получилось хорошо…

Батуми, 4-го марта. После месяца в санатории «Сокольники», уехал на Кавказ, в Цхалтубо… Цхалтубо, Разумный, позже Ермолов[27].

Много работали над «Тимуром и его командой». Вчера налетел циклон — застал нас в парке. Ночью выехали в Батуми… В Батуми остановились в гостинице «Интурист». Шторм на море… С Финляндией… война окончена.

Гуляли с Разумным по городу. На пристани сгружают в бочки свежий улов рыбы. Два базара. Букет цветов. Вечером вчера отработали кадры — «Поимка шайки Квакина». День сухой, серый. Море стихает. Встреча с ребятишками — цветы учительнице. Мексиканские шляпы. Морская свинка нам гадает — расход полтинник.

…Вчера вечером много работали. Поставили на место главную сцену — «Выходной день в роще». Днем взяли билеты на «Армению». Снимались — я на коне, потом — оба в картонной лодке. Турчанки на базаре. Лодка с битым тюленем. Портной Голодайко и доктор Гигиенишвили.

4-го в 16 часов на теплоходе «Армения» в Одессу. Погода была серая. Зашел в тир — выбил 41 очко. На пароходе — «знатный американец». Утром в Сухуми — погода светлая… Купил на базаре семян цветов. В Гагры приехали к 14 часам. Окончил всю работу над «Тимуром». Осталась только «Походная песня». — Речь (доклад) наркомфина Зверева — касается и нашего брата. Сейчас стоим в Гаграх. Здесь я был в 25 году, 1934. В 1938 с Семеном, а в Сочи — в 1920, 1925, 1927, 1934, 1938.

Надо написать для Детиздата рассказ.

Вчера вечером закончили основную разработку режиссерского сценария.

Таким образом — вещь сделана.

Утром были в Новороссийске… Кафе с звонками, похожими на пожарную тревогу. Вспомнил — лето — Геленджик — ночь — вода светится голубыми искорками.

Прочел умную статью Роскина о Шолохове. Был несколько удивлен. Роскин суховат — статья теплая.

Где-то Рувка? Коста?[28] Скоро пора разматывать удочки.

Утром в Ялте.