Мирон Хергиани - Тигр скал
А ведь в дедовских законах охоты сказано: «До месяца Гиоргоба[11] не убивай самку тура, не осироти детенышей турьих, ибо осиротить беспомощного и бессильного равносильно поруганию бога. Не убивай более одного животного, если хочешь сохранить своим внукам и правнукам, всему роду своему прекрасных обитателей гор и скал»... Так написано было в древних законах. Нынче никто этого не соблюдает и не помнит... И вот когда вы подниметесь туда, к дали, помиритесь с ними, восстановите их в правах, это будет высочайшей службой, службой родине, Львиному ущелью. Если вы захотите, дали помирятся с вами. Они благосклонны к смелым крепконогим мужам, овеянным ветрами гор. Напомни, Минаан, мои слова, помни и то, что дали ждут твоей помощи...
Так сказал старик. Еще раз испытующе посмотрел в глаза Минаану, а тот, притихший, сидел не шевелясь. Еле заметная улыбка осветила лицо Белого старца, И он снова заговорил:
— Большой Габриэл был настоящий альпинист и лыжник, человек, угодный дали. Он хотел помириться е ними, не раз говорил мне: «Посоветуй, когда собирать людей, чтобы помириться с дали, хотя бы попытаться Помириться... не то потом будет поздно, потом ничего уже не поможет. Опустеют кручи Кавкасиони, исчезнет там все живое, исчезнут зверь и птица, опустеет окрестность, уподобится дереву, потерявшему листья, и воцарится унылая зима в Львином ущелье, и никогда непридет к нам весна...»
Так говорил Большой Габриэл. Он понимал меня.
Понимал и хотел начать это дело, да только не привелось ему... Так что теперь ты и Бекну должны заключить с дали мир, и это будет твоя высочайшая служба!
«Высочайшая служба...» — всю ночь стучало в голове у Минаана. Никогда прежде не беседовал с ним Белый старец о дали, о примирении с ними. И он никак не мог взять в толк — как же это: «помириться с дали»? Да, иносказания Антона были малопонятны, но заставили юношу задуматься и докапываться до сути. Антон надеялся на него, он не стал бы вести пустые разговоры.
Лишь много времени спустя постиг Михаил сокровенный смысл речей Антона...
***— На следующее утро с криком петухов мы выступили в путь — в направлении Бечо-Шихры. Шли весь день без отдыха. К вечеру я едва волочил ноги, мне все казалось, вот этот шаг — последний, больше не смогу двинуться. По-моему, и Максиме изрядно устал, хотя, глядя на него, нельзя было этого сказать.
Вот и Мазерский минеральный источник... В Мазере я был впервые. Знаете, какая здесь замечательная вода? Добрые люди сделали этот навес и поставили скамьи. Что может быть лучше — посидеть тут, перевести дух... Да, что может быть лучше,— пожалуй, умирающий и тот вернется к жизни... Так думал я, шагая за дядей и посматривая вокруг. Я все ждал, что, может, мы все же остановимся, передохнем, и, глядя на Максиме умоляющими глазами, безмолвно взывал к нему. Но вот и источник остался позади, и сама деревня, и мы углубились в ущелье Долра по тропе, ведущей к водопаду Шдугвра. Мы поднимались все выше и выше, достигли уже морен.
Взор мой помимо воли убегал к поляне, поросшей горной травой. Какая она мягкая и пышная, в точности как на верхушке нашей башни... Ах, что может быть лучше — лежать там, на верхушке, и дремать... Заложишь руки за голову, а глаза сами собой слипаются...
Да только зря я надеялся и ждал — мы так и не остановились ни разу, пока не миновали перевал и не вошли в Северный приют. Дядюшка шагал, не останавливаясь даже для того, чтобы заправить тесемки джабралеби. Было ясно, что эта марула[12] устроена для меня; вероятно, они с отцом сговорились, и дядя испытывал меня со всей суровостью, на которую был способен. Так разве только изголодавшийся за целый месяц волк бегает за добычей.
Уже лежа наконец в спальном мешке, расслабившись в тепле, я затаив дыхание ждал суда дяди — как-то он оценит мою прыть, мои сегодняшние «достижения». Но он звука не издавал, молчал, будто в рот воды набрал.
Прошло несколько томительных минут. «Сказал бы что-нибудь, хоть дурное, хоть хорошее»,— нервничал я и злился на дядю. А он перевернулся на другой бок, этак между прочим буркнул «спокойной ночи» и... захрапел! Я ждал поощрения, похвалы, ждал, чтобы он одобрительно потрепал меня по плечу... По-моему, я заслужил хоть одно доброе слово. Чего же он еще хочет от меня, чем недоволен? А главное, я страшно боялся — вдруг возьмет да и отошлет меня обратно домой...
— ...Ну, спи теперь, чего ты ерзаешь, щекочут тебя, что ли...— раздался вдруг голос Максиме.
Я оторопел — ведь он вроде спал, даже храпел, откуда же он знает, что со мной происходит? Странный народ эти взрослые, подумал я и последовал за своим изнемогающим от усталости телом в райские кущи сна.
ЖЕРЕБЕНОК, БЕГУЩИЙ ВПЕРЕДИ МАТЕРИ
На следующий день они были на месте. Максиме Представил Михаила начальнику лагеря и главному тренеру. Оба они были старинными друзьями Максиме и очень ему обрадовались. Михаил им понравился. Начальник лагеря, поглядев на юношу, протянул руку, указывая на громоздившиеся за лагерем скалы,— дескать, как нравится тебе тут? Прежде чем он успел что-либо сказать,— а был он в речах нетороплив,— Михаил подумал: «Ага, он мне говорит — вот тебе и карты в руки, покажи, на что ты горазд». От радости собственное тело показалось ему легким, невесомым, и словно крылья у него выросли.
Гм, да он не то что взбежит, он взлетит на эти скалы, на эти утесы, быстрее взгляда взлетит на вершину. Он уже и не помнил вчерашней усталости, и глаза не слипались после почти бессонной ночи. Метнул горделивый взгляд на дядю и хотел было скинуть с себя старый, видавший виды плащ, чтобы тут же побежать, но собеседники заметили его порыв и переглянулись.
Максиме смекнул, что хочет сделать его племянник.
— Пусть мой враг с тобой свяжется,— пробурчал он по-свански.
Михаил понял, что оплошал, но не подал виду. «Рано или поздно они должны увидеть, как я хожу, пускай же теперь смотрят, когда я уставший и невыспавшийся. И дядюшка пусть убедится в том, что его племянник не такой уж рохля, чтобы другие тащили его на себе. Пусть скажет дома, отцу, что его сын достойно повел себя»,— подумал юноша, готовясь бежать. А альпинист прежде всего должен хорошо лазать по скалам, у него должны быть сильные ноги, зоркие глаза и сердце крепкое, как кремень. И он, Михаил, докажет сейчас этим людям, что все это у него есть. Чего ж еще надо? Пусть зачисляют на курсы, и делу конец!..
Неужто начинающих испытывают на этих вот скалах? Это ж картофельное поле, а не скалы! Разве сравнятся они с кручами Дала-Кора? Или с отвесными утесами Легвмери и Кахури? Что это за альпинистские тропы, они больше похожи на окрестности Лагами, где ребята ставят по весне ловушки для дроздов!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});