Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

Они оба были великими мастерами мифотворчества — эти столь непохожие друг на друга птенцы из родового гнезда Келли: воротила Джек с его историей о простом пареньке, взрослевшем среди рабочего люда, и драматург Джордж, который любил вспоминать комфорт, достаток и якобы полученное им «частное образование». В похвальбах Джорджи правда и вымысел переплетались столь же искусно, как и в заявлениях Джека с его историей о пареньке-каменщике. Джордж посещал местную школу, но как драматург имел все основания утверждать, что образованием обязан в первую очередь самому себе.

Став взрослой, Грейс Келли имела обыкновение выхватывать по собственному усмотрению кусочки каждого из этих двух взаимоисключающих мифов (как отцовского, так и дядиного), формируя тем самым свой образ, в котором органично переплелись черты мечтательной девчушки из Ист-Фоллз и самоуверенной великосветской дамы. Но помимо усвоенных ею составных частей обоих мифов, главный урок, который она извлекла из воспоминаний этих двух главных фигур ее детства, заключался в том, что ей тоже требовался сценарий собственной жизни. Джек и Джордж служили наглядным свидетельством того, что если человек убежденно верит в созданный им самим же миф, большинство других людей тоже наверняка поверят в него.

В более поздние годы стиль поведения Грейс Келли отличался заметной отстраненностью — эту черту она также позаимствовала у дяди Джорджа. Предпочитающий держаться особняком, привередливый Джордж Келли, несомненно, был величайшим снобом. Когда дело касалось политики, он оставался консервативным республиканцем и в той же мере питал отвращение к популистскому стилю Рузвельта, в какой Джек Келли восхищался президентом. Оба брата настолько резко разошлись во мнениях, что в конце концов предпочитали не затрагивать эту болезненную тему, хотя обо всем другом имели обыкновение спорить до хрипоты. «Он был одним из немногих, — вспоминает Грейс своего дядю Джорджа, — кто постоянно перечил моему отцу».

Организующим принципом бытия в доме № 3901 по Генри-авеню являлось почитание отца, и Грейс, разумеется, была ярой приверженицей этой политики. К счастью, дочернее неповиновение ей заменило стремление к вещам, которыми ее как магнитом притягивал к себе дядя Джордж. Последний являл собой достойную внимания фигуру: такой же высокий, как и его брат Джек, ростом более шести футов, однако не такой коренастый и более благородной наружности — одним словом, человек высоких запросов и утонченного вкуса. С фотографии, снятой в 1924 году, в то время, когда на Бродвее шел его второй хит «Показуха», на нас смотрит темноволосый мужчина с пронзительными черными глазами, орлиным носом и почти женственным ртом.

Сексуальная сторона натуры дяди Джорджа так и осталась до конца не разгаданной. Закоренелый холостяк, он не заводил даже временных подружек, и хотя из-под его пера выходили удивительно яркие и колоритные женские образы, критики частенько обвиняли его в женоненавистничестве. Свое одиночество он делил с верным и немногословным лакеем. Однако даже если Джордж Келли и был гомосексуалистом, то внешне это никак не проявлялось. Он жил уединенно и замкнуто — аккуратист, немного чопорный и напыщенный, как и его пьесы. Он даже чай пил только заваривая настоящий чайный лист и ни разу не воспользовался одноразовым пакетиком.

«Это был старомодный джентльмен, — вспоминает Дороти Лэнгдон Ситли, чей отец Рой был семейным врачом как у Келли, так и у Майеров. — В нем было что-то европейское».

Грейс любила, когда дядя Джордж приглашал ее куда-нибудь на ланч и разговаривал с нею о сценариях, книгах, ролях. «Я могла сидеть и слушать дядю Джорджа ночь напролет, — вспоминала она позднее. — Одна история следовала за другой».

Джордж Келли начинал в водевиле и как актер, занятый в одноактных юмористических мини-спектаклях, которые составляли в ту пору непременную часть репертуара мюзик-холлов, а затем был вынужден переключиться на сочинение пьесок, чтобы не оставаться без рабочего материала. Постепенно он перешел на настоящие пьесы и с 1922 года, начав «Факелоносцами», пожинал плоды истинного успеха. Однако его формалистические, оторванные от жизни сочинения были вынуждены в годы Депрессии уступить место реализму, и Джордж Келли в начале тридцатых переселился в Голливуд, где сочинял и доводил до совершенства киносценарии. Он работал по контракту у МГМ[3], и одной из наиболее важных задач для него стала защита творческой индивидуальности художника от давления и компромиссов студийной системы.

«Он самый удивительный и тонко чувствующий человек из всех, кого я знала, — писала Грейс о своем дяде, когда ей было семнадцать.

— О чем бы ни заходил разговор, он всегда старается, чтобы вы поняли всю красоту и сокровенный смысл сказанного».

И если чье-либо влияние и подтолкнуло Грейс Келли попробовать себя на актерском поприще, то, несомненно, это был ее обожаемый дядя Джордж. Декламируя ли длинные отрывки из столь любимых им поэтов девятнадцатого века, вычитывая ли своих юных племянников и племянниц, убеждая их избавиться от гнусавого местного акцента, шагая ли, даже в глубокой старости, той же горделивой походкой, какой впервые вышел на сцену, Джордж Келли являл собою вдохновляющую квинтэссенцию драматического искусства: казалось, он с головы до пят был преисполнен магии актерского мастерства. В 1966 году в беседе с Ирвином Соломоном о комедийной актрисе Ине Клэр, пытаясь описать, с какой легкостью та сыграла роль в его пьесе «Роковая слабость», Джордж Келли неожиданно предложил своему собеседнику небольшой спектакль. Интервью проходило в его апартаментах в Олден-парк. Джордж Келли прошел из гостиной в столовую. Обе комнаты разделял темно-зеленый театральный занавес, свисавший на старомодных кольцах с массивного карниза.

«Спустя несколько секунд, — вспоминает Соломон, — в просвет показалась рука, затем он слегка приоткрыл занавес, потом раздвинул целиком и вошел в гостиную.

Перевоплощение было поразительным. Без всякого грима, костюма, абсолютно лысый, дядя Джордж совершил чудо актерского перевоплощения. Приняв соответствующую позу, он голосом Клэр начал декламировать строки из пьесы… Нет, это уже не был Джордж Келли. Это была сама Ина Клэр».

Глава 3

Белые перчатки

Грейс Келли пошла в школу незадолго до своего пятого дня рождения, осенью 1934 года. Это учебное заведение, именовавшееся Академией Успения Пресвятой Богородицы, находилось в Рейвенхилле, в приходе Святой Бригитты. Иезуиты нередко похваляются, что любой ребенок, получивший у них образование, до конца своих дней остается их учеником. Сестры ордена Успения Пресвятой Богородицы с полным правом могут заявить то же самое о своей подопечной Грейс.