Ариадна Эфрон: рассказанная жизнь - Елена Баурджановна Коркина
Выхожу я из вагона на маленькой станции, озираюсь, и тут возле меня возникает человек:
– Мадемуазель – гостья господина Уодингтона?
И как-то… удивленно, что ли, как-то слишком внимательно на меня смотрит.
Это оказался шофер присланного за мной автомобиля. Всю недолгую дорогу я болтала о погоде, о Париже, о море, а он время от времени взглядывал на меня все так же внимательно, и это даже стало меня беспокоить.
Наконец мы подъехали к воротам каменной ограды огромного, как мне показалось, парка. Шофер посигналил, ворота открылись, и мы въехали в этот парк и мимо шпалер высоких розовых кустов подъехали к дому.
Это оказался старый каменный особняк, большой, двухэтажный, под черепичной крышей, с узкими окнами, закрытыми жалюзи, а иные и ставнями, – так живут на юге Франции летом, сохраняя прохладу в доме.
У крыльца встречали двое – мужчина и женщина. Увидев меня, они оба остолбенели и не отрывали от меня глаз. От смущения я так и сидела в автомобиле, пока шофер не обошел машину и не открыл мне дверцу. Я вылезла на их обозрение.
– Здравствуйте, – сказала я, чувствуя себя вполне идиотски.
– Здравствуйте, мадемуазель! – откликнулся мужчина и взял у шофера мой чемоданчик.
– Добро пожаловать, мадемуазель! – Женщина тоже обрела дар речи и сделала приглашающий жест. – Пойдемте, мы проводим вас в ваши комнаты.
И пока мы шли по залам и коридорам, лестницам и переходам, женщина то и дело взглядывала на меня даже с каким-то ужасом.
«Да что же у меня на физиономии?! Может быть, я перепачкалась в поезде? Сейчас в комнате достану пудреницу и посмотрюсь, в конце концов!»
Меня привели в чудесные комнаты на втором этаже и показали всё, что мне могло понадобиться.
– А где же господин Уодингтон? – спросила я.
– Вы увидите его перед обедом. Он будет вас ждать в большом зале с камином, через который мы проходили. Обед у нас в пять. Отдыхайте с дороги, мадемуазель.
Я осталась одна. Разложив свои немудрящие вещицы, приняв душ и убедившись, что на моей физиономии не было никаких пятен и ничего примечательного, я стала осматривать свои владения. Одна комната была прелестной спальней. Деревянная кровать, комод, туалетный столик, кресло, узкий платяной шкафчик. Все было чудесно убрано: постель, белье, покрывало, занавески, прикроватный коврик, салфетка и букет роз на комоде. Сквозь жалюзи я рассмотрела огромный, до самого горизонта, парк. Вторая комната была большая, угловая, с двумя окнами, с высоким книжным шкафом, набитым книгами и альбомами, на которые я жадно посмотрела сквозь стекла. У одного окна стояли большой дубовый стол, высокий стул и деревянная полка. И это оказалось сущей сокровищницей! На полке располагался целый художественный магазин: коробки с акварельными красками, сундучки с наборами гуашей, деревянные пеналы с пастелью, пачки кистей, угольных карандашей, мольберты, подрамники, пачки и стопы разных сортов бумаги… Я рассматривала все это и не верила собственным глазам. Здесь можно было провести всю жизнь!
Я взглянула на часы, до обеда оставался час. Я села на высокий стул за этот чудесный рабочий стол, взяла лист бумаги из пачки и принялась катать восторженное письмо домой.
Без десяти пять я спустилась вниз. В огромном зале с камином было уже светло от раскрытых ставень. В зале никого не было. Я подошла к окнам полюбоваться видом, потом осмотрелась и, увидав на стене большой портрет, подошла к нему. И остолбенела. Я смотрела на этот портрет так же, как все слуги утром смотрели на меня, почти с ужасом.
Это была пастель. Очень хорошая. И на этом портрете была изображена я. Но не та, которую я только что видела в зеркале, а я в будущем, когда мне будет лет тридцать. Я не могла оторвать глаз от портрета. В потрясении я читала в этом лице все чувства, которые еще не пережила, в глазах этой женщины я видела захватывающую тайну всего, что мне предстоит испытать, свое будущее.
Я очнулась от боя часов и обернулась. У камина стоял высокий седой человек в черном. Это был господин Уодингтон.
(Это была кульминация рассказа. На ней, собственно, он и закончился: то ли кто-то позвонил по телефону, то ли пришел, то ли просто злоба дня потребовала нашего участия. Позднее Ариадна Сергеевна вкратце рассказала, что было потом и чем все кончилось. – Е. К.)
Жена господина Уодингтона умерла совсем молодой от какой-то очень скоротечной болезни. Она была художницей, любительницей, брала частные уроки, некоторое время занималась в школе при Лувре.
Самое поразительное, что о нашем невероятном сходстве никто не подозревал до самого моего приезда. Потому что мадам Де Костер никогда не видела жену господина Уодингтона.
Сам он, впервые увидев меня в зале своего дома у портрета покойной жены (а это был автопортрет), едва не лишился чувств, как он мне сам потом признался. А был он человеком очень стойким, бывшим офицером Британского флота. Он в ту минуту пережил чудо – он увидел, что само Небо и покойница-жена послали ему дочь. Именно так он понял, ибо при поразительном сходстве я была вдвое моложе женщины на портрете.
Прожила я там недели, помнится, две.
Господин Уодингтон предложил мне переехать с ним в Англию, где он оформит опекунство, сделает меня наследницей всего своего состояния, я буду жить в Лондоне, мне будет выделено ежемесячное содержание, из которого я смогу помогать своей семье. Я буду брать уроки гравюры (о чем я так мечтала и на что не хватало средств) у лучших английских мастеров. Ну и все такое прочее, что ты можешь себе представить, – а может быть, и не можешь. И я, конечно, отказалась и уехала восвояси, в свою жизнь.
Когда осенью я пришла в школу, то узнала, что господин Уодингтон оплатил оба последних семестра моего обучения, благодаря чему я имею то образование, какое имею.
И вот подумай, как иначе – совсем иначе – могла сложиться моя жизнь, прими я предложение господина Уодингтона, – удивительно, правда?
Сон
Этот сон приснился мне перед отъездом в Россию в 1937 году.
Снится мне, как будто я иду глубокой ночью по кладбищу, – а я кладбищ вообще не боюсь и никогда не боялась, – так вот, иду. Ночь осенняя: темная, беззвездная, но тихая и теплая. И чувствую, что рядом, бок о бок со мной, идет кто-то. Я иду, не поворачивая головы, посмотреть – кто
