Тоти Даль Монте - Голос над миром

— Хорошо, иди, иди, хватит. Сонатину Клементи разучишь в классе. Скажи своему отцу что ты принята.

Я выбежала из зала, сияющая от счастья, но, честно говоря, немного удивленная — мне казалось, что я не заслужила высокой оценки. Ведь я только пела.

Отец вначале не поверил мне, а потом растрогался и крепко обнял. Мне пришлось несколько раз повторить слова директора консерватории, пока он окончательно не убедился в моем успехе.

На следующий день мы получили официальное извещение о принятии меня в класс фортепьяно, и месяц спустя, уже переехав в Венецию, я стала ученицей консерватории. Моим первым педагогом был знаменитый Джарда, отец органиста Гоффредо, а затем я перешла в класс маэстро Тальяпьетры, ученика Бузони. Мне хотелось бы написать как можно больше добрых слов о Тальяпьетре, музыканте редкой интуиции, прекрасном композиторе и подлинном виртуозе игры на фортепьяно.

Грузный, хмурый с виду, с гривой косматых волос, Тальяпьетра был человеком великодушным, душевным, тонко чувствующим, подлинным артистом.

В течение пяти лет я с огромной пользой для себя занималась у него в классе. Я была прилежной, старательной, толковой ученицей, не уставала заниматься в консерватории и дома под контролем отца, который следил за моими успехами пианистки и певицы, стараясь также поднять мой общий культурный уровень. Необходимо было пополнить мои знания, довольно скромные после учебы в начальной школе.

Но все же главной целью отца да и моей оставалось пение, хотя я очень увлекалась и игрой на фортепьяно, твердо решив получить диплом пианистки. Но когда я готовилась на шестом курсе к экзаменам и играла с утра до вечера, стараясь в совершенстве отработать технику, что было нелегко с моими слишком короткими руками, я однажды ощутила острую боль в большом пальце правой руки. На следующий день я вновь села за фортепьяно, но боль становилась все сильнее. Пришлось прервать занятия. Не на шутку испугавшись, я рассказала обо всем отцу, он тоже забеспокоился, но всячески старался меня утешить. Наутро он повел меня к врачу, и… как это ни печально, оказался разрыв сухожилия.

Врач предписал мне длительный отдых, и, сколько я ни плакала, ни отчаивалась, экзамены в этот год мне сдавать уже не пришлось.

— Не огорчайся так, — повторял отец, — неделька, другая отдыха тебе не повредит. Что страшного, если ты и потеряешь год? Будешь больше заниматься пением.

У отца было много друзей и среди них торговец музыкальными инструментами синьор Фьори. Этот Фьори был знаком со знаменитой Барбарой Маркизио, которая давно уже жила на своей прекрасной вилле в Мира, на берегу реки Бренты, продолжая, однако, преподавать пение в консерватории Неаполя. Барбара Маркизио и ее сестра Карлотта — обе превосходные певицы. Первая обладала красивым контральто, вторая — сопрано. Они были любимицами Россини в годы его пребывания в Париже. Сестры пользовались мировой известностью и познали истинную славу. Реликвии, напоминающие об их искусстве, по сей день хранятся в музее «Ла Скала».

Карлотта Маркизио умерла молодой, и Барбара, глубоко переживая эту утрату, не пожелала больше выступать на сцене.

Когда я впервые увидела Барбару Маркизио, передо мной воскресла благородная синьора XIX века, чудесным образом появившаяся в XX-м. Одевалась она очень просто, по старинной моде: узкая в талии юбка, скромная блузка с вышитыми широкими рукавами и кружевным воротничком. Барбара Маркизио была очень доброй, молчаливой; глаза ее, глядевшие спокойно и дружелюбно, несколько смягчали резкие черты лица.

Мягкая, но сдержанная по характеру, она умела держать вас на почтительном расстоянии и в то же время внушала доверие и симпатию. Гостиная и кабинет изумительной виллы в Мира хранили немало следов ее былой славы.

В годы ее артистической карьеры Барбаре Маркизио посчастливилось встречаться не только с Россини, но и с другими величайшими композиторами и певцами Европы того времени; она была знакома с королями и принцами, и все единодушно признавали ее королевой бельканто.

Жила она вместе с Эммой Горин, своей близкой подругой, женщиной тонкого ума и редкого чувства прекрасного.

Встреча с Барбарой Маркизио оказалась для меня решающей.

V. Барбара Маркизио

Итак, однажды отец, синьор Фьори и я отправились на виллу в Мира. Для меня это было особым событием — предстояла встреча с Барбарой Маркизио и поистине сказочное путешествие. Ведь я никуда не выезжала из Венеции, кроме как в Пьеве ди Солиго. От Венеции до Фузины мы плыли на пароходике, а затем трамваем отправились из Фузины в Мира.

Тут мне впервые открылись прелестнейшие места моего чудесного края, берега Бренты, где высились старинные виллы. Меня поразило название одной из них — «Malcontenta» («Недовольная»). Мне объяснили, почему эту виллу назвали так. Когда-то в ней была заточена знатная венецианская дама, уличенная в неверности мужу.

В наши дни, когда понятия верности и неверности изрядно изменились, «романтическому приключению» никто не придал бы особого значения, но тогда проступок «грешницы», обреченной проводить свои дни в печальном одиночестве, дал необычное имя даже расположенной по соседству с виллой деревушке. До сих пор деревня называется Недовольная.

Вилла Барбары Маркизио была выстроена в стиле XVIII века и окружена роскошным садом со множеством цветов и статуй, как это принято у итальянцев.

Когда мы подошли к вилле, сторож открыл массивные железные ворота и повел нас по длинной полутемной аллее, по сторонам густо заросшей цветами, которых я почти не видела, но ощущала легкое головокружение от их дурманящего аромата.

Наконец мы вошли в огромный зал, который показался мне волшебным дворцом. На стенах под стеклянными витринами хранились реликвии, говорившие о всемирном признании, которое получило искусство этой прославленной певицы.

Мантильи, веера, золотые кубки, диадемы, медали, драгоценные книги с автографами величайших знаменитостей, скульптуры оперных персонажей, воплощенных на сцене выдающейся артисткой, и тысячи других редкостных вещей.

Я совершенно терялась среди этого артистического великолепия, приводившего меня в священный трепет. Но вот отворилась дверь, и на пороге появилась тоненькая фигурка седовласой женщины с необыкновенно добрыми голубыми глазами. Она поздоровалась с моим отцом и с синьором Фьори, протянула даже мне руку и пригласила сесть. Ее интересовало буквально все: где я училась раньше и учусь ли теперь, каковы мои мечты и планы. Папа подробно отвечал на все ее вопросы.

Некоторое время синьора молча, слегка улыбаясь, глядела на меня. Вероятно, ее забавлял вид совсем маленькой девчушки, которая зачарованно уставилась ей в лицо широко раскрытыми глазами, полными веры и великой надежды.