Пазолини. Умереть за идеи - Карнеро Роберто

В июле 1957 года Пазолини совершил, по заданию коммунистического еженедельника Vie Nuove («Новые пути»), путешествие в Москву на VI Международный фестиваль молодежи и студентов, гигантскую манифестацию, которая собрала в Москву юношей и девушек со всего мира, стремившихся подышать ветром перемен, подувшим с востока, ветром оттепели. «После поездки в Москву Пазолини стал членом группы итальянских писателей, художников и интеллектуалов, которые имели постоянные и частые контакты с Советским Союзом, в основном благодаря деятельности общества дружбы Италия – СССР»{Francesca Tuscano, Pasolini in Russia, in Felice-Larcati-Tricomi 2016, стр. 9–27: 10.}. Но прежде всего, благодаря сотрудничеству с Vie Nuove, куда его позвала новая директриса Мария Антониетта Маччиокки (ставшая главой редакции за год до этого), ему удалось найти возможность «реабилитации», пусть не безусловной, перед КПИ{См. Tonelli 2015, стр. 118 ss.}. В российской столице он побывал еще и в следующем году, в сентябре, по случаю второго съезда итальянских и советских поэтов. А 19 декабря 1958 года умер его отец.

1960-e годы для Пазолини стали периодом сомнений и неуверенности: стоило ему утратить веру в марксистскую интерпретацию истории, как мир превратился в место, где царит невероятный хаос, а буржуазия (воспринимаемая скорее как психологическая характеристика, чем как социальный класс) закрывает собой все горизонты и движется к темному «новому доисторическому времени», то есть в эпоху этического и интеллектуального регресса.

1960 год был годом правительства Тамброни: в марте сформировалось, при решающей поддержке Итальянского социального движения, единое правительство с Фернандо Тамброни во главе. Оно отличилось особой жестокостью при подавлении волн народных демократических и антифашистских протестов, начавшихся в крупных итальянских городах. В июле, критикуемый значительной частью общества из-за смерти пяти рабочих в результате расстрела профсоюзной демонстрации в Реджио Эмилия, Тамброни был вынужден уйти в отставку. Для Пазолини этот политический опыт стал доказательством идеологической преемственности между прежней фашистской партией и значительной частью правящей христианско-демократической элиты.

На фоне этих событий Пазолини решил посвятить себя кинематографу: взяв в руки камеру, он начал снимать свой первый фильм в роли режиссера: действие «Аккатоне» (1961), как и двух его романов того периода (за «Шпаной» в 1959 году последовала «Жестокая жизнь»), происходит в римских окраинах. Позднее он снял еще множество фильмов. В марте Пазолини становится ведущим рубрики диалогов с читателями в еженедельнике Vie Nuove – он останется ее ведущим вплоть до 1965 года (тексты рубрики были изданы в 1977 году Джан Карло Ферретти отдельной книгой, Le belle bandiere («Прекрасные флаги»).

Перед новым 1961 годом Пьер Паоло отправляется в Индию (Бомбей, Нью-Дели, Калькутта) вместе с Альберто Моравиа: к ним на пару недель присоединяется Эльза Моранте. В феврале оба писателя едут дальше в Африку (Кения и Занзибар). Впечатления об индийском путешествии Пазолини были описаны в книге «Запах Индии» (1962).

В январе следующего года уже в одиночку Пазолини ппредпринимает путешествие в Египет, Судан, Кению, Грецию. В том же 1962 году, во время работы над эпизодом «Овечий сыр» (для коллективного фильма «РоГоПаГ» – фильма, состоящего из четырех отдельных эпизодов, снятых Росселлини, Пазолини, Грегоретти и Годаром), он знакомится с Нинетто Даволи, которому тогда было 14. Нинетто было суждено в последующие годы стать одной из главных привязанностей всей жизни Пьера Паоло Пазолини.

В январе 1963 года писатель предпринимает третье длительное путешествие за границы Европы: он посещает Йемен, Кению, Гану, Гвинею. В марте они с матерью переезжают в их последний дом в Риме: в аппартаменты в квартале Всемирной выставки, на улице Евфрата, 9. С ними поселяется Грациелла Кьяркосси38, 19-летняя кузина Пазолини, приехавшая в Рим изучать филологию в Университете.

Летом Пазолини отправляется в Израиль и Иорданию вместе с библеистом Андреа Карраро и съемочной группой – они едут на поиски атмосферных мест для фильма о жизни Христа. Годом ранее в Ассизи Пазолини прочел Евангелие от Матфея, и оно произвело на него сильнейшее впечатление.

В те годы страна начала пожинать первые плоды экономического бума, особенно в области социальных и, как скажет Пазолини, антропологических трансформаций. Крестьянская Италия быстро освобождала место для индустриальной нации, хотя изменения касались почти исключительно Севера, всегда бывшего более богатым, в противовес Югу, отстававшему в скорости развития и становившемуся все беднее, тем самым увеличивая неравенство, ставшее характерным для Италии еще со времен объединения39.

Столкнувшись со все возраставшим сращением пролетарского менталитета с буржуазным и последующей потерей рабочим людом, как он полагал, присущей ему спонтанной человечности, Пазолини пускается на поиски альтернативы, уходя все дальше на юг: от «третьего мира» городских окраин он движется к «мировым трущобам» на периферии глобального развития. И снова уезжает в конце 1965 года: на этот раз в Северную Африку.

В 1966 году, однажды вечером в конце марта, во время ужина с Моравиа и писательницей Дачией Мораини40, у Пьера Паоло случился тяжелейший приступ язвы с кровотечением. Ему прописали постельный режим на месяц, и он признался, что его начали мучить мысли о возрасте: «Я впервые почувствовал себя старым»{Nico Naldini, Cronologia, в R1, стр. CXLV-CCXII: CXCVII.}. Ему было 44 года. Но в августе, познакомившись с поэтом Алленом Гинзбергом, он оказался, впервые в жизни, в Нью-Йорке. А в октябре уже подбирал в Марокко места съемок будущего фильма о царе Эдипе – и фильм был снят в следующем году частично в Марокко, а также в Лодиджано и Болонье.

Наступил 1968 год: Пазолини весьма скептически отнесся к молодежным и студенческим протестам и старался от них дистанцироваться. В августе 1968 года он начал вести рубрику, озаглавленную «Хаос» в газете Tempo, и эта работа продлилась до января 1970 года. В 1969 году он предпринял путешествие в Уганду, Танзанию и Танганьику в поисках мест для съемок кинематографической транспозиции «Орестиады» Эсхила (этот фильм так и не был создан, но сохранились документальные записи для африканской Орестиады). И в том же 1969 году он успел попасть еще раз в Нью-Йорк.

«Дело Рамушелло» стало первым из серии юридических процессов, героем которых Пазолини был на протяжении всей своей жизни. Даже не желая представлять его кем-то вроде святого или невинной жертвы, нельзя отрицать, что он подвергался преследованию. ■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■■, Пазолини являл собой просто воплощение скандала (в этимологическом смысле – «камня преткновения») в глазах современного ему буржуазного общества, был вызовом для его отнюдь не кристальной совести. Работу по изучению наследия писателя после его смерти координировала Лаура Бетти{См. Betti 1977.}, однако относительно недавно существенный вклад в нее внесли тщательно задокументированные Франко Граттарола41 свидетельства того, какому моральному бичеванию повергался Пазолини – как со стороны судебной власти, так и хамоватых и бесцеремонных представителей прессы, в течение целых 25 лет{См. Grattarola 2005.}.

Писатель стал участником не более, не менее, чем 33 судебных процессов. С момента публикации романа «Шпана» (1955 года), после выхода каждой очередной книги и каждого нового фильма (кино подарило Пазолини широкую известность, за которую он платил и подобным образом), неизменно находился обиженный гражданин, ощущавший себя обязанным строчить жалобы и доносы с самыми разнообразными обличениями, среди которых превалировали обвинения в непристойности и оскорблении религиозных чувств. Пазолини проводил значительную часть своего времени в адвокатских конторах, обсуждая стратегии защиты. Да и затраты на судебные издержки были отнюдь не незначительными. Но, помимо чисто практических аспектов, особенно болезненна для него была атмосфера враждебности, которую он ощущал вокруг себя.