Ария длиною в жизнь - Денис Александрович Королев
– Какая нота?
– Наверное, соль».
– Иди, посмотри, я держу эту клавишу.
Он обошел рояль, посмотрел и от удивления у него глаза расширились. О такой ноте он даже не мечтал. Вот, говорю, что значит высокая позиция.
Очень большое значение мой профессор предавал дикции. Это важно не только для того, чтобы слушатели понимали, о чем ты поешь. Хотя это тоже очень важно. Гуго Ионатанович говорил, что дикция – это фундамент пения. Она снимает часть нагрузки с голосовых связок. Потом, в процессе работы, я убедился в правильности его слов. Действительно, при активной дикции связки устают меньше. Большое внимание Гуго Ионатанович уделял фразировке и передаче смысла текста. Он говорил «Думай, о чем поешь, о смысле текста, а не просто издавай звуки». Певцов даже с очень красивым голосом, но поющих без смысла, через пять минут становится скучно слушать. Таких он называл «звучкодуями». Помню, у нас на курсе была такая певица с великолепным голосом, но с полным отсутствием понимания, о чем она поет. Действительно, ее красивое пение очень быстро надоедало. И еще, Гуго Ионатанович очень большое внимание уделял так называемому процессу впевания музыкального материала. Он говорил, что мало произведение выучить, его надо еще хорошо впеть. Именно тогда произведение становится на свое место и по звуковедению и по дыханию. Эта кухня должна быть доведена до автоматизма, чтобы во время пения уже не думать, как дышать и прочее, а думать о выразительности. Партию Ленского я впевал год. Гуго Ионатанович очень бережно относился к новым ученикам, не желая их сразу переделывать. Он говорил, что процесс обучения, а особенно исправления каких-то вокальных огрехов, это процесс эволюционный, и никогда не революционный. Нельзя, дергая дерево за макушку, заставить его тем самым расти быстрее.
Прекрасно знал Гуго Ионатанович не только камерный репертуар немецких и русских композиторов, но и сам пел в опере баритоновые партии Онегина, Фигаро, Дон Жуана и другие. Он был прекрасный человек, добрый, веселый, остроумный. Очень любил шутить и всегда сам заразительно смеялся. Профессор очень заботился о студентах, и не только из своих, но и из других классов тоже. В частности на моих глазах был пример: два студента не из класса Тица подрались. Декан факультета должен был исключить их обоих. Но у одного из них был очень хороший голос. И вот декан Тиц звонит в Ленинград декану вокального факультета Ленинградской консерватории, рассказывает ситуацию, и просит принять этого студента в консерваторию. Студента приняли. Таким образом, Гуго Ионатанович помог студенту, не сломал ему жизнь. А ведь мог подойти формально, исключить и все. А сколько раз Тиц добивался стипендии для студентов, которым она была не положена. Также случай с преподаванием Лемешева. Он же мог сказать нам: «Вот приедет Лемешев, тогда и будете с ним заниматься. А пока можете учить вокализы с концертмейстером». Но он все три месяца с нами занимался. Для меня Гуго Ионатанович стал вторым отцом. Нет, можно даже сказать, первым (прости меня, папа!). Всему, что я потом умел делать на вокальном поприще, да и в жизни тоже, я обязан моему профессору. Всем моим музыкальным, вокальным, да и жизненным представлениям я был также обязан только ему. Позднее во всех конкурсах половина побед, если не две трети, по праву принадлежали Гуго Ионатановичу. Он учил меня не только пению, но и жизни, и мировоззрению и правильному мышлению, а это очень важно для певца. Не знаю, смог бы я состояться, как личность и певец без влияния Гуго Ионатановича. До сих пор я ношу в сердце глубокую благодарность этому замечательному человеку.
Иногда в класс к Гуго Ионатановичу заходил его бывший студент, замечательный баритон, солист Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Лев Морозов, чтобы подстроить голос, избавить его от ненужных наслоений. Певец не может жить без корректировки голоса. Без этого голос куда-то уползает. Я сам, когда уже работал в театре, неоднократно приходил к Гуго Ионатановичу, чтобы подстроиться. Мы, студенты, смотрели на этого певца с благоговением, как же – профессионал! У него был прекрасный бархатный баритон. И взрывной темперамент. Он мог сразу же зажечь всех. Мы с восхищением слушали его. Позднее он уехал в Ленинград и стал солистом Ленинградского театра им. Кирова (ныне Мариининка) К сожалению, жизнь его была коротка. Учениками Гуго Ионатановича был и Миша Егоров (солист Мириининского театра), и Петя Глубокий (солист Большого театра), и Саша Сибирцев (солист Пермской оперы, Народный артист РФ), и Анатолий Соколовский (солист Якутской оперы), и Володя Высокинский, принятый в Большой, но потом, по семейным обстоятельствам, ушедший из него, и многие другие, успешно служившие потом в разных оперных театрах Советского Союза.
Но вернемся к подготовительному отделению. В то время в консерватории студент подготовительного отделения уже считался студентом консерватории. В частности, по этой причине я избежал службы в армии. В консерватории в то время была своя военная кафедра. Мне выдали студенческий билет. Тогда был такой порядок, если студент после второго курса подготовительного отделения мог показать какой-то необходимый уровень, его без экзаменов переводили на первый курс уже самой консерватории. Если же возникали сомнения, то предлагали поступать
