Клетка и жизнь - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары
Закончив эту работу, ЮМ, как всегда, послал ее в какой-то международный журнал. Много написано о том, какой унизительной и глупой была тогда процедура отправки статьи за границу, я не буду повторяться. Юрий Маркович очень ясно понимал и нам объяснял, что через все это надо пройти, потому что печататься надо там, где есть шанс, что тебя прочитают. Увы, даже преодолев все бюрократические и кгбэшные препоны, нельзя было быть уверенным, что статья будет принята. Тут действовали общечеловеческие законы, согласно которым чем новее и оригинальнее работа, тем с большим скрипом ее печатают. Неудивительно, что первая версия этой статьи была отклонена. Но тут как раз в 1969 году в Москве состоялась IX Международная эмбриологическая конференция, на которую съехался звездный состав ученых, занимавшихся биологией развития и клеточной биологией. Я был еще студентом, и для меня увидеть и услышать этих людей было абсолютным чудом. Помню и знаменитого Люиса Вольперта (ныне здравствующего), и эмбриолога Джона Тринкауса (1918–2003), автора хорошей книжки Cells into Organs, и изобретателя интерференционно-отражательной микроскопии, позволившей увидеть контакты клеток с субстратом Адама Кертиса (он умер вскоре после ЮМ, в 2017), и Джима Уэстона (я потом встречал его в Израиле и в других местах), и Гюнтера Гериша, замечательного исследователя хемотаксиса социальных амеб Dictyostelium discoideum, который в свои почти 90 лет еще активно работает в Мюнхене, но самое главное — Майкла Аберкромби, пионера и тогдашнего признанного лидера в исследованиях клеточной подвижности (1912–1979). После его смерти в Англии уже много лет проводятся Аберкромбиевские конференции, посвященные механизмам движения клеток. Так вот, возвращаясь в 1969 год, именно на той эмбриологической конференции Васильев, прежде известный в основном онкологам и канцерогенщикам, был замечен и оценен мировым сообществом клеточных биологов. Со многими он тогда впервые познакомился, а дружба с Аберкромби, который через несколько лет специально приехал в Москву, чтобы обсуждать науку с Ю. М. Васильевым и И. М. Гельфандом, сыграла, я думаю, заметную роль в научных вкусах и предпочтениях ЮМ в последующий период.
Доклад Васильева, который мне посчастливилось на этой конференции услышать, был абсолютно блестящим. Клетки бегали по экрану в фильме, снятом Олей Ивановой, показывавшемся через узкопленочный кинопроектор, голубые слайды (последняя тогдашняя мода) сияли, и вообще было ощущение исторического события. Среди спонсоров конференции был журнал Journal of Embryology and Experimental Morphology, основателем и многолетним редактором которого был М. Аберкромби. Он немедленно предложил Юрию Марковичу послать статью в этот журнал, где она и была без лишних проволочек напечатана в 1970 году. Прошло 18 лет, и эта статья оказалась в чрезвычайно престижном списке Citation Classic, составленном ведущим наукометрическим журналом Current Contents. В этот список на самом деле включали не просто статьи, набравшие рекордное количество ссылок, а те, публикация которых ознаменовала поворотный пункт в развитии соответствующей области науки.
Еще о клетках и научном стиле Ю. М. Васильева: что ему было интересно
Так получилось, что эта статья стала самой известной работой Васильева. Это, может быть, и не совсем справедливо: и до, и после нее ЮМ делал не менее интересные открытия, и о некоторых я упомяну. Но сейчас мне хочется на примере этой работы проиллюстрировать общий подход, которым Юрий Маркович осознанно руководствовался. Для него открытие новых способностей и умений клетки, новых номеров, которые клетки нам демонстрируют, или, выражаясь наукообразно, новых клеточных феноменов, было важнее, чем разбор взаимодействий молекул (выяснение «молекулярных механизмов»), используемых клеткой в этих процессах. ЮМ часто говорил: «Не стоит заниматься тем, что американцы сделают и без нас». Эта точка зрения только отчасти была связана с трезвой оценкой доступных технических возможностей, она скорее отражала научный вкус Ю. М. Васильева (и И. М. Гельфанда).
Один из смыслов высказывания «У клетки есть душа» связан с тем, что Васильев мечтал изучать поведение клеток, как изучают поведение людей психологи и психиатры. Для этого нужен другой язык, нежели стрелочки, соединяющие между собой кружочки с названиями белков, что тогда считалось необходимым и достаточным объяснением всего. Так, в работе, о которой мы сейчас говорим, выяснение роли микротрубочек стало возможным благодаря определению понятий «активный и стабильный край клетки» и «клеточная поляризация», то есть созданию языка, на котором можно описывать изменения морфологии клеток. Как эти процессы описать в терминах кружочков и стрелочек, остается не очень понятным и сейчас. То же касается и других Васильевских находок. Он показал, например, что клетки определенного типа (фибробласты) чувствуют свой размер и знают, до какой предельной длины им разрешено вытягиваться. Или что при экспансии эпителиальных пластов на их краях появляются специальные «клетки-лидеры», которые первыми выдвигаются из монослоя, а другие клетки («ведомые») следуют за ними. Или что микротрубочки нужны для образования эпителиальными клетками тубулярных структур. «Американцам» (кто бы они ни были) потребуется еще много усилий, чтобы понять детальные механизмы этих базовых клеточных реакций.
Во всех этих работах восхищают интуиция и элегантность, с которой на основании подчас противоречивых данных делались выводы и обобщения, выдержавшие проверку временем. Тут, пожалуй, уместно привести пару Васильевских педагогических анекдотов, иллюстрирующих этот процесс. Первый довольно известный: «Правда, что Рабинович выиграл в лотерею „Волгу“? Да, правда, только не Рабинович, а Абрамович, не „Волгу“ а „Запорожец“, не в лотерею, а в карты, и не выиграл, а проиграл». Смешно тут, конечно, «да, правда». Однако при ближайшем
