Виктория Федорова - Дочь адмирала
— Зоя Алексеевна, — сказал он, заглядывая ей в глаза, и, не выпуская ее руки, повел в соседнюю с холлом комнату.
Комната была маленькая; наверно, здесь ждут приема, подумала она. Посредине стоял круглый стол, на нем лампа, ее неяркий свет не рассеивал подступающего из всех углов мрака. В такой комнате не принимают гостей. Захотелось немедленно убежать, но она не осмелилась. Вместо этого лишь резко отвернулась от Берии и села, лишь бы высвободить руку из холодных, липких тисков.
— А где же праздничный стол? — спросила она, стараясь придать голосу естественность. — Где ваша жена? Где остальные гости?
Берия отвернулся, закуривая сигарету, так что разглядеть выражение его лица было невозможно.
— Моя жена приносит вам свои извинения. У нее страшно разболелась голова, и она решила проехаться за город чтобы подышать свежим воздухом. Она скоро вернется.
Зоя ждала. Берия не спешил. Он медленно повернулся к ней. Ухмылка на его лице, казалось говорила: «Конечно же, я вам наврал. И мы оба знаем это. Но какое это имеет к нам отношение?»
— Я тут же позвонил другим гостям, попросил их не приходить до ее возвращения. Но, поскольку за вами к тому времени машина уже уехала, я ничего не мог сделать. Надеюсь, вы меня понимаете?
Это был вопрос. Зоя кивнула. Она поняла.
— А теперь, Зоя Алексеевна, вы должны меня извинить. У меня срочное совещание, мне обязательно надо на нем присутствовать. Но я скоро вернусь. Никогда не знаешь, когда понадобишься в Кремле. Но если вам что-нибудь будет нужно, к вашим услугам моя горничная Таня. И наш кот, который с удовольствием развлечет вас. В углу проигрыватель с хорошим, на мой взгляд, набором пластинок. — И, кивнув, Берия вышел из комнаты.
Зоя подождала, надеясь услышать, как открывается и затем захлопывается за ним входная дверь. Но в доме было тихо. Она не сомневалась, что он по-прежнему находится где-то поблизости.
Зоя прошлась по комнате. Тусклый свет не позволял прочитать заголовки на корешках книг, но, когда она дотронулась до одной из них, рука тотчас нырнула в толстый слой пыли. Она обнаружила проигрыватель, но как с ним обращаться? Вдруг она нечаянно разобьет пластинку? По Москве ходило немало слухов о бешеном нраве Берии.
Время тянулось в напряженной тишине. Никакого кота. Никакой горничной. Прошло пятнадцать минут, двадцать, полчаса. Как долго намерен он продолжать этот фарс? Зоя была убеждена, что жены Берии вовсе нет в Москве.
Тишина и духота действовали угнетающе. Зоя вытерла носовым платком ладони. Конечно же, у любого гостя, независимо от того, с какими целями его пригласили, есть кое-какие права. Она подошла к двери и открыла ее. Холл был пуст. Она прислушалась, не донесутся ли какие-нибудь звуки со второго этажа. Нет, тихо, лишь где-то тикают часы.
Дальше по коридору было еще несколько дверей. Должна ли она, имеет ли она право подойти, заглянуть внутрь? Что, если кто-то подглядывает за ней? Зоя подумала об отце. Времена такие, что любого можно обвинить в шпионаже, а уж проявлять любопытство в доме Лаврентия Берии... Но ведь она как-никак гость в этом доме и обошлись с ней хуже некуда. В самой бедной московской квартире гостя хоть чем-нибудь да угостят, а тут, в этом богатом доме, на нее не обращают ни малейшего внимания.
Зоя почувствовала приступ негодования. Выйдя из комнаты, она пошла по коридору. Если кто-то остановит ее, она скажет, что ищет горничную, хочет попросить у нее чашечку кофе. Первая дверь, к которой она подошла, оказалась запертой, вторая открылась, и, заглянув в комнату, Зоя убедилась в том, о чем догадывалась с той самой минуты, как вошла в этот дом.
Это была столовая, в ней стоял стол, накрытый, должно быть, для банкета, о каких люди и думать забыли с тех самых пор, как началась война. Скатерть старинного кружева, с двух концов серебряные канделябры со свечами, пока еще не зажженными. В хрустальном ведерке со льдом хрустальный графин с водкой. Рядом хрустальная чаша с черной икрой. И только два прибора на весь длинный стол. С одного конца стола два стула, поставленные под утлом друг к другу.
Зоя тихонько прикрыла дверь и возвратилась в маленькую приемную. Вся дрожа, она опустилась на стул Ее переполняли разноречивые чувства: стыд гнев, страх, возмущение. Как он, эта жаба, посмел, как он осмелился притащить ее в этот дом, словно какую-нибудь проститутку? Как посмел подумать, что она согласится на это?
На глаза навернулись слезы негодования, но она сдержала их. Он не увидит ее покрасневших глаз. Спокойствие, приказала она себе. Надо хорошенько подумать. Гнев тут плохой помощник. Она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.
Ну вот, так-то лучше. Но что же все-таки делать? По всем правилам приличия у нее полное право уйти. Прошел почти час, как он исчез. Нет ни жены, ни гостей, ни дня рождения. Это очевидно. Как очевидно и то, зачем ее сюда заманили. Но только ненормальный может подумать, что Зоя Федорова с этим смирится! Если он силен, то ведь и она не из слабых. Надо уйти, но она знает, что это невозможно. В маленькой комнатке сбоку от вестибюля наверняка сидит адъютант, в обязанности которого входит выпроваживать нежелательных посетителей и задерживать тех, кого Берии угодно оставить.
Дальнейшим ее размышлениям был положен конец— отворилась дверь и вошел Берия.
— Тысяча извинений, Зоя Алексеевна, но на таких заседаниях всегда находится человек, возомнивший себя великим оратором.
Зоя кивнула. Она не слышала шума подъехавшего автомобиля, не слышала, как открылась входная дверь, на его ботинках не было и следа снега.
Он улыбнулся:
— Боюсь, с днем рождения сегодня ничего не получится. Я только что разговаривал с женой, головная боль у нее еще больше усилилась. Она приносит вам свои извинения и передает, что решила поехать на дачу, может быть, на воздухе ей станет лучше. Я приказал своему помощнику отменить все приглашения.
Зоя поднялась:
— Надеюсь, к утру вашей жене полегчает. А мне пора домой.
Берия рассмеялся и обнял ее за плечи.
— Но это же глупо, милая Зоя. У нас накрыт стол на пятьдесят персон. Вы, конечно же, останетесь. Я уже распорядился, чтобы убрали лишние приборы.
Он провел ее в столовую и усадил справа от себя. Свечи на сей раз уже горели. Берия положил ей на тарелку большую ложку черной икры и, несмотря на протесты, налил в бокал водки. Предложив тост за ее успехи в кино и за ее красоту, он залпом осушил бокал Зоя, которая вообще пила мало, свой лишь пригубила. Нельзя терять власть над собой. Сквозь стекла пенсне, в которых плясали блики от горящей свечи, на нее смотрели холодные, внимательные глаза.
