Михаил Иовчук - Плеханов

Одновременно с борьбой против идеалистической ревизии философии марксизма Плеханов выступил против ликвидаторов пытавшихся попрать организационные основы партии и разрушить саму партию.

В октябре 1908 года Плеханову прислали статью Потресова «Эволюция общественно-политической мысли в предреволюционную эпоху», которая предназначалась для пятитомника «Общественное движение в России в начале XX века». Плеханов в категорической форме потребовал ее переделки. В своем письме к соредактору Ю. О. Мартову он объяснял свое требование тем, что Потресов подробно излагал взгляды «легального марксиста» Струве, но умалчивал о существе критики Струве со стороны ортодоксального, то есть революционного, марксизма. «Я жалею, что и прежде, — писал Плеханов, — когда Струве выдавал себя за нашего, я не обрушился на него, как он того заслуживал. Я не сделал этого, уступая настояниям Александра Николаевича (речь идет о разговоре Плеханова с А. Н. Потресовым в 1894 году в Лондоне. — Авт.). Теперь я не повторю ошибки и не сделаю новой уступки духу Струве. Повторяю, я считаю себя нравственно обязанным требовать переделки пересылаемой Вам части статьи — переделки в том духе, чтобы она не была односторонним — в пользу Струве — изложением хода нашего тогдашнего умственного развития. Я уверен, что Вы признаете мои настояния совершенно справедливыми. Правда, Александру Николаевичу нелегко будет изменить статью: он не хочет отделаться от своей манеры писать так, как писал бы взбунтовавшийся «легальный марксист». Но я, со своей стороны, решительно не способен перейти на точку зрения «легального марксиста», хотя бы и взбунтовавшегося» (4—I, 229).

Но автор статьи, Потресов, отказался ее переделывать, а Мартов и П. Аксельрод поддержали его. Плеханов пытался доказать им, что идеи Потресова — это чистейший ревизионизм и ликвидаторство, ибо в статье проводится мысль, что нелегальная деятельность ничто в сравнении с легальной. Но они не верили или делали вид, что не верят Плеханову. Правда, Потресов немного дополнил статью, но суть ее от этого не изменилась.

8 ноября 1908 года Плеханов опять пишет Мартову, что он вынужден выйти из редакции пятитомника «Общественное движение в России…»: «Я знаю, что это поведет к большим неудобствам. Но я в этом не виноват. Да к тому же главное неудобство состоит не в том, что я отказываюсь от участия в 5-титомнике, а в том, что Александр Николаевич пришел ко взглядам, которые равносильны истинно бернштейнианскому равнодушию к теории. Это даже не неудобство, а целое несчастье. Но я вижу, что оно непоправимо, и я думаю, что отныне мне выступать рядом с Александром Николаевичем неудобно… Поверьте, что это не каприз. Вы сами скоро увидите, в какое болото теоретического оппортунизма придет Александр Николаевич» (4—I, 231).

Ф. И. Дану, который представлял дело так, будто Плеханов раздувает незначительный конфликт, он отвечал 26 ноября: «Я самому Александру Николаевичу сейчас после чтения его статьи у меня на квартире сказал, что он смотрит на историю наших идеологий глазами легального марксиста. В этих трех словах, трех словах, сказано все, что говорится в смысле крайнего неодобрения в моих последних письмах. Одно исключение допускаю я. Александр Николаевич в самом деле не казался мне таким опасным, каким кажется теперь. Но ведь раньше я даже и мысли не допускал о том, что его струвизм (легальный марксизм) может быть не замечен Вами и Юлием Осиповичем. Раз это так, то Потресов, в самом деле, очень опасен, и за него необходимо взяться» (4—I, 232).

Плеханова уговаривали со всех сторон. Из Петербурга писала ему Любовь Исаковна Аксельрод, которая уверяла, что «Потресов преданный социал-демократ». П. Б. Аксельрод обращался к Розалии Марковне, члены редколлегии «Голоса социал-демократа» приезжали к Плеханову в Женеву. Но главное требование Плеханова — отказаться от публикации статьи Потресова — не было выполнено.

Поэтому 5 января 1909 года Плеханов пишет открытое письмо в редакцию «Голоса социал-демократа» о своем выходе из редколлегии. Он разъясняет в нем, что из-за несогласия со статьей Потресова, которая была опубликована в легальном издании, выходящем в Петербурге, он выходит из редколлегии нелегального журнала, выходящего в Женеве.

«Я, совершенно неожиданно для меня, разошелся с т. Мартовым в оценке статьи А. Н. Потресова, несомненно имеющей огромное принципиальное значение при всех своих столь же огромных литературных и теоретических недостатках. Как можно объяснить это расхождение? По-моему, оно может быть объяснено только тем, что мы вообще неодинаково смотрим на те коренные вопросы, которые затронуты в статье А. Н. Потресова. Поэтому нам трудно участвовать вместе в редакции «Голоса социал-демократа». Разумеется, мои разногласия с ним могли бы умеряться влиянием остальной части редакции. Но я, к величайшему своему сожалению, убедился, что в вопросе, разделившем меня с т. Мартовым, эта часть редакции была ближе к этому последнему, нежели ко мне. Поэтому мне остается подать в отставку. Нечего и говорить, что нелегко мне принять это решение. Но меня утешает сознание выполненного долга, убеждение в том, что своим выходом я протестую против распространения таких взглядов, которые отрицают все традиции революционного марксизма» (4—I, 236).

За этой краткой хроникой событий стояло столько раздумий, переживаний, бессонных ночей. Ведь Плеханов понимал, что окончательно рвет со своим старым другом П. Аксельродом и другими меньшевиками, что он стоит на распутье. О настроении Георгия Валентиновича в эти дни свидетельствует его письмо к жене: «Прочел письмо Мартынова. Не судьба нам идти с меньшевиками. Я осужден на полное одиночество. Я не пугаюсь этой судьбы, но все-таки мне тяжело, моя Розочка. Любовь Исаковна (Аксельрод. — Авт.) уже склоняется к миру. А я буду воевать и заставлю Дана и компанию пожалеть о своей тупости.

Пиши мне почаще. Мне так тяжело и грустно одному. Завтра засяду за работу. Голова вылечит сердце».

И действительно, через некоторое время Плеханов справился со своими сомнениями, он сообщал Розалии Марковне: «…Настроение духа у меня не праздничное, это правда; но если ты думаешь, что я очень огорчаюсь моим столкновением с теми, кого ты называешь моими друзьями, то ты ошибаешься. У меня есть способность владеть собой. Вероятно, это способность самовнушения.

Я говорю себе: с этим надо покончить, то-то надо забыть — и забываю, и кончаю… Теперь я сказал себе: надо забыть этих господ. О, поверь, что я их забуду и успокоюсь»[81].

И со всей страстью своей натуры Плеханов вновь ринулся на борьбу с ликвидаторами.