Александр Хорт - Любовь Орлова
Давно – это еще с довоенного времени. Во всяком случае, когда 6 января 1953 года Алексею Ивановичу Маурину понадобилась справка в домоуправление, Орлова и Александров написали, что «он работает у нас в качестве литературного секретаря с 1938 года».
Очевидно, первое время работы у совсем молодого тогда Маурина было не очень много. А вот после войны он ежедневно выполнял разные задания Любови Петровны и Григория Васильевича. В первую очередь Алексея Ивановича загружали всякими мелкими домашними делами. Он приезжал в квартиру звездной четы на улицу Немировича-Данченко, а там его ожидал список поручений (у Орловой почерк разборчивый, Александров же писал как курица лапой): «Оплатить жировки по квартплате и газу»; «Поздравьте от нас Павленко с 50-летием»; «Купить чернил для вечного пера»; «Л. П. просила не привозить никаких вещей, кроме сигарет и очков»; «Желательно получить зарплату»; «Расходы из премиальных денег: профвзносы – 2000 рублей, А. И. – 500 р. Остальные – на книжку»; «Подобрать для брошюры ЛПО письма зрителей с критикой (положительной и отрицательной)»; «Для приезжающих захватить литр столичной водки, ½ кило колбасы, батон хлеба, бутылку красного вина. Остальное имеется»; «Отыскать: портрет Л. П. О., написанный маслом, и мою фотографию с Чаплиным, которые были даны в 1941 году Художественному кинотеатру в период выхода „Светлого пути“». Последняя запись сделана 2 мая 1949 года – попробуй найди через восемь-то лет! По просьбе Маурина завхоз «Художественного» перерыл все кладовые – и следов нет.
Если в течение дня Алексей Иванович не мог связаться с Орловой или Александровым – ведь мобильной связи еще не существовало, – перед уходом он писал своим каллиграфическим почерком новости: «Согласится ли Л. П. выступать в субботу (9.7.49) в Измайловском парке, в воскресенье (10-го) – в Подольске»; «Звонил тов. Генс из отдела новостей международной и советской жизни радиовещания с просьбой выступить со статьей о маразме буржуазной культуры».
Когда его работодатели находились в отъезде, Маурин писал им подробные письма. Например, летом 1949 года супруги обосновались в Алупке. «Во Внукове божественно и прелестно, и я бы ни на какие крымы и кавказы эту благодатную дачную местность не променял, – сообщал Алексей Иванович 13 июня. – Я там был в субботу: на даче все благополучно. Усердием и трудами И. А. (Ираиды Алексеевны. – А.X.) дача приняла праздничный вид: она свежа, бела и чиста, как невеста. И. А. все побелила, вычистила, вымыла, натерла. Сад трудно узнать: цветут цветы, наполняя всю Вашу зеленую дачную шкатулку чудесным ароматом. Много крыжовника, смородины, меньше клубники, но все это в таком состоянии, что при теперешней жаркой погоде вот-вот поспеет, не дожидаясь Вашего приезда.
Заглянул (по приглашению) к Нонне Петровне, которая напоила меня холодным вкусным квасом. И мать, и дочь изнывают от жары и ждут не дождутся возвращения Любови Петровны.
Григорий Васильевич, передайте Л. П., что Кармен, выбежавшая с радостным лаем меня встречать и бурно обнимать, потом быстро скисла, когда увидела, что я один, и отбежала прочь, с укоризной оглядываясь на меня, как будто обвиняя меня в каком-то преднамеренном обмане. Все время, пока я там был, она изредка подходила ко мне и, жалобно поскуливая, внимательно и вопросительно поглядывала на меня. Мне казалось, что она вот-вот скажет: «Ну, хорошо, а где же моя хозяйка, о которой я так скучаю?» и, вяло и печально вильнув хвостом, снова отходила от меня».[76]
Случалось, на секретаря обрушивались весьма заковыристые задания. Например, много времени отняла у Маурина эпопея с покупкой обратного билета из Карловых Вар на советские деньги. Это происходило в сентябре 1949 года. Летом, в Алупке, у Любови Петровны не было нормального отдыха – она выступала с концертами. Поэтому в начале осени отправилась лечиться «на воды», в Чехословакию. При себе у нее были чехословацкие кроны на обратный билет. Очень не хотелось тратить валюту, и она начала теребить Маурина, чтобы тот добился разрешения купить билет на советские рубли. Куда только не звонил Алексей Иванович, каких заявлений не писал, однако все выстрелы вхолостую. Любовь Петровна на курорте нервничает – скоро улетать, а разрешения нет. Она названивает Маурину, теребит того, секретарь связывается со всеми возможными инстанциями. Кончилось тем, что пришлось обращаться с письмом к начальнику Управления международных воздушных сообщений ГУВФ СССР гвардии подполковнику Г. И. Столярову:
«С разрешения Министра кинематографии СССР т. Большакова и Министерства здравоохранения СССР (т. Курашева) в Карловых Барах (Чехословакия) находится на лечении Народная артистка РСФСР Любовь Петровна ОРЛОВА. При разговоре со мной по телефону Л. П. Орлова просила меня обратиться к Вам с ходатайством предоставить ей возможность купить обратный билет на самолет из Праги здесь в Москве на советскую валюту».
Все обошлось, и Любовь Петровна вернулась в Москву вовремя – сезон в театре Моссовета в том году открывался 26 сентября. В репертуаре у нее по-прежнему одна роль в уже опостылевшем зрителям многочисленными постановками «Русском вопросе» – на этот спектакль ходили куда как меньше, чем раньше. Но поскольку Орлова ездила с концертами и продолжала сниматься в кино, такой режим ее вполне устраивал. Концертов было много. После победы в стране открывались дворцы культуры, парки, летние эстрады. Артисты стали востребованы как никогда.
Сталинский террор наложил отпечаток на всю жизнь в стране. Люди были парализованы страхом, зачастую боялись проявить независимость своих мнений и суждений, послушно плыли в фарватере сложившихся обстоятельств. Орлова не принадлежала к породе людей, стремившихся делать карьеру, вдобавок характер у нее незлобивый. Поэтому на рожон не лезла, с начальством не конфликтовала. Казалось бы, какое у народной артистки может быть начальство, это самостоятельная фигура, сама себе хозяйка. Но это только на первый взгляд. Когда доходит до дела, то выясняется, что ею руководят не только режиссеры, но и разного уровня номенклатурщики – от министерских до цековских. От них зависят и награды, и звания, и приглашения «в сферы». Конфликтовать с ними – значит лишиться привилегий, а то и заиметь проблемы посерьезнее.
Популярность и любовь зрителей не являлись панацеей от всех бед. Перед глазами стояли примеры Татьяны Окуневской, Лидии Руслановой, Зои Федоровой, по разным причинам оказавшихся за решеткой. Молодая Целиковская тоже хлебнула из-за своей строптивости. После премьеры «Ивана Грозного» у Сталина на Ближней даче в Кунцеве состоялся прием в честь участников съемочной группы. В середине приема Людмиле Васильевне сказали, что генсек просит артистку подойти к нему. Уже принесли горячие блюда, всем одинаковые, только Сталин почему-то ел раков. Жевал, а кусочки панциря выплевывал прямо на пол. Целиковская остановилась рядом с ним, а он продолжал жевать. Постояла, посмотрела, как тот выплевывает остатки еды, повернулась и ушла на свое место. Ну и чего добилась, спрашивается? Вычеркнул исполнительницу роли Анастасии вождь из подготовленного списка лауреатов премии его имени, пояснив: «Царицы такими не бывают».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});