Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев
71-72. Комаровские и 72–73. Прозоровские.
73- 74. Прахов-блюдо. Милютины.
74- 75. Бабушка, в январе свадьба дяди Саши, и бабушка. Не забыть представление Лизы императрице. Мало помню наставления Дуброво. Не гигиеничность нашего дома, лошади и низ (крысы). Рассказ Ольги об прабабушке и кремт дедушки.
Мария Павловна: помнит ли она Дуброво, и как к нему относилась. Был ли у отца роман с Люсией Павловной? В каких годах кто у нас жил наверху? Отношение матери к ним, Лизе и Мише. Помнит ли Васю? Лиза и Миша Всеволожский. Слыхала ли Ольга что-нибудь об увлечении дяди Саши моей матерью? Любила ли тетя Маша и рассказывала ли им про мою мать и отца?
Приложения
От публикатора
МОИМ ДЕТЯМ
графиня Мария Васильевна Олсуфьева в замужестве Микаэллис
М.В. Олсуфьева — двоюродная племянница Дмитрия Адамовича — ее отец граф Алексей Васильевич Олсуфьев приходился кузеном мемуаристу. Именно она, обладая литературным талантов и глубоким интересом к семейной и отечественной истории, сберегла копии мемуаров графа и даже прошлась по ним, подправляя плохо читаемые или неясные места, облегчая тем самым наш труд публикатора.
Мария родилась 22 ноября 1907 года во Флоренции, где у ее матери Ольги Павловны, рожд. графини Шуваловой (см. ниже ее собственные воспоминания) была знакомая повитуха. 28 ноября 1929 года, в самый день своего 22-летия, Мария, тогда студентка филфака, вышла замуж за флорентийца швейцарского происхождения Марко-Гийома Микаэллиса, впоследствии известного университетского ученого-агронома, однако в своей творческой и в общественной деятельности — она была церковной старостой — продолжала использовать девичью фамилию.
Ее главным вкладом в итальянскую культуру стали блестящие литературные переводы, не устаревшие и переиздаваемые до сих пор. В целом советская литература стала известна и популярна в Италии во многом именно благодаря ее титанической работе. Хотя с советским строем большинство переводимых ею авторов (Булгаков, Пастернак, Окуджава etc.) имело лишь паспортные отношения, всё же Олсуфьевой вдоволь пришлось пообщаться с режимом, познать его кратковременное расположение и последующий гнев. Причиной «коллаборационизма» эмигрантки была, конечно, ностальгия, помноженная на любовь к книге и на веру в возможность либеральных реформ на родине. Вся ее переводческая карьера была проникнута этой верой-любовью{32}
Началась эта блестящая карьера вместе с «оттепелью» и с ее первой литературной ласточкой, книгой Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Шел 1957 год, и Запад с любопытством смотрел на Восток, приобретавший гуманные очертания. Флорентийский издатель Бруно Нардини, председатель Международного книжного центра, заявил Олсуфьевой, что готов опубликовать Дудинцева, если та сдаст итальянский текст через 25 дней. «Закончила переводить в два часа ночи, а в шесть утра приехал Нардини и повез меня в типографию, — рассказывала позднее Мария Васильевна, — где наборщики ворчали, что, мол, даже газеты в такой спешке не печатают»{33}. Издатель спешил не зря, пожав коммерческий успех; по достоинству был оценен и переводческий талант Олсуфьевой. С той поры русская флорентийка почти ежегодно готовила для печати одну-две книги, идя наперекор издательской практике: сама выбирала авторов, переводила и затем уже предлагала к публикации. Ее работоспособность поражает{34}.
* О переводческой деятельности М.В. Олсуфьевой см. Сосницкая М.С. Диссидентская графиня. Наследие Марии Олсуфьевой // Слово, № 2, 2003. С. 18–22 (www.hrono.ru/slovo/2003_02/sos02_03.html). В данной статье критикуется деятельность Марии Васильевны в поддержку советских диссидентов, как и само диссидентское движение, с чем согласиться трудно.
Мне не довелось узнать Марию Васильевну лично. Первый раз я прибыл во Флоренцию спустя всего лишь год после ее кончины, в 1989 году: всё еще дышало тут ее присутствием. Через несколько лет, начав по поручению русской общины составление брошюры о местной православной церкви и соответствующее изучение ее архива{35}, я был поражен организаторскими и исследовательскими талантами покойной старосты. Метрические книги, протоколы собраний, переписка с разного рода лицами и инстанциями — всё это пребывало в образцовом порядке. Более того, Мария Васильевна написала на итальянском брошюру о храме (весьма облегчившую мой собственный труд), помогла инвентаризации приходского имущества и собрала картотеку русских захоронений на местных кладбищах.
Любовь к истории отечества еще более очевидно запечатлелась в архиве переводчицы, с которым я ознакомился в ее доме, где обитала дочь Елизавета Микаэллис, в замужестве Пикколомини. Этот русский уголок, экзотический для Флоренции, походил на музей, с массой реликвий, икон, фотографий, редких книг. Архив Марии Васильевны состоял из систематизированной переписки с писателями и издательствами (именно эту переписку дочь отдала впоследствии в Библиотеку Вьёссё, где некоторые ее части перевели на итальянский и опубликовали{36}) и из большого свода материалов о Русской Италии, о самих Олсуфьевых, о Демидовых, Бутурлиных и прочих семействах, оказавшихся волею судеб на Апеннинах. Именно в этом доме я также обрел рукопись «Семейной хроники» Дмитрия Адамовича.
В досье о Бутурлиных, в частности, обнаружился почти готовый перевод известных воспоминаний графа Михаила Дмитриевича об Италии 1820–1840 гг. К нему прилагались генеалогические древа, иллюстрации, комментарии, сделанные Марией Васильевной: благодаря такой качественной работе мне удалось почти сразу найти итальянского издателя — так спустя тринадцать лет после смерти переводчицы вышла ее новая книга{37}.
Общаясь с ее родными и близкими, с членами православного прихода, нетрудно было воссоздать жизненный путь Олсуфьевой.
Родину она покинула вместе с родителями, когда ей было 11 лет — это бегство описала позднее ее мать Ольга Павловна. Впрочем, и Италия была во многом ее родиной, ибо, как уже сообщалось, родилась она именно здесь. Флоренция сильно влекла ее родителей, италофилов и поклонников Ренессанса (не забудем и доверенную акушерку). Они проводили немало времени на Апеннинах, более того — обзавелись во Флоренции собственной виллой.
В четырехмесячном возрасте Машу привезли из Флоренции в Москву,
