Георгий Литвин - На развалинах третьего рейха, или маятник войны
Занавес опускается
17 июня 1941 года Гитлер отдал окончательный приказ о нападении на Советский Союз 22 июня в 3 часа 15 минут. Об этом сроке Сталин был информирован не только Черчиллем. 15 июня он получил подобную информацию от разведчика Рихарда Зорге из Токио. Днем раньше несчастным заявлением ТАСС Сталин практически сигнализировал Гитлеру о своей готовности совершить сделку на определенных условиях. Почему ему не удалось то, что удалось Невиллу Чемберлену осенью 1938 года? Гитлер был не так уж глуп, чтобы создавать себе второй фронт. Об этом он писал еще в «Майн кампф», считая самой большой ошибкой такое положение, допущенное кайзеровской Германией в Первой мировой войне. Как можно было нападать на Советский Союз, не исключив из игры Англию?
Сталин показывал готовность оказать помощь Гитлеру, считая, что фюрер не достигнет своей цели и с советским содействием, которое практически компенсировалось американской помощью Великобритании. До того времени, пока военных средств было недостаточно, должны были действовать политические и дипломатические усилия.
Вечером 21 июня народный комиссар иностранных дел Молотов пригласил немецкого посла в Кремль. Ранее они встречались каждые два дня для обсуждения текущих вопросов. Но с момента, когда Гитлер принял решение, граф фон Шуленбург для Берлина стал вновь столь же малозначимым, как и до августа 1939 года. Молотов начал беседу с протеста против многочисленных нарушений границы немецкими разведывательными самолетами — с конца мая Гитлер дал разрешение вести воздушную разведку территории Советского Союза на глубину 150 километров, на что Советы отвечали соответствующими полетами в обратном направлении. Но это был лишь повод, так как затем Молотов выразил мнение, что в Москве складывается впечатление: «немецкое правительство почему-то недовольно советским правительством». Если речь идет о «югославском вопросе» — Молотов подразумевал вообще Балканы, то это «не является теперь актуальным». Нужно сказать, что Москва считается с реальностями. Почему же Берлин никак не отреагировал на заявление ТАСС от 14 июня и даже не опубликовал его? Слухи о готовящейся войне между Германией и Советским Союзом распространялись все больше, а как телеграфировал в Берлин Шуленбург, «Советское правительство не может объяснить причин немецкого недовольства». Молотов хотел бы знать, «какие причины вызвали современное положение в немецко-советских отношениях». Это было не что иное, как прямо поставленный вопрос о цене новой сделки — просьба о новых переговорах с Германией. Советник посольства Густав Гильгер, свидетель того разговора, вспоминал позже: «Вопросы Молотова ставили посла в весьма щекотливое положение, и ему ничего не оставалось, как заявить, что он не располагает никакой информацией». «В высшей степени неприятно» — это были слова удрученного Шуленбурга — человека старой школы, пытавшегося не допустить катастрофы, позднее ставшего одной из жертв 20 июля 1944 года. Он знал, что нападение на Советский Союз — дело решенное. Посол проявил лояльность и верность присяге, отличавшие поколения немецких чиновников, он следовал указаниям и молчал. 22 июня в 1 час 17.минут он по телеграфу докладывал в Берлин с пометкой «срочно и секретно» о своем последнем разговоре с Молотовым.
Через несколько часов на рассвете вермахт совместно с финскими, венгерскими, словацкими, итальянскими и румынскими войсками силами свыше трех миллионов солдат и офицеров на трехтысячекилометровом фронте от Балтики до Черного моря перешел в наступление. В то время когда передовые части уже переправлялись через пограничные реки, перед рейхсминистром иностранных дел в Берлине стоял посол Деканозов, чтобы принять меморандум немецкого правительства. Было 4 часа утра, когда Риббентроп заявил: «Враждебное поведение по отношению к Германии Советского правительства и серьезная угроза, проявившаяся в движении русских войск на немецкую восточную границу, вынуждает рейх к ответным действиям».
Подлинный текст этого меморандума стал известен совершенно недавно, хотя его содержание просматривалось в ноте МИД от 21 июня 1941 года Советскому правительству. В ней еще раз сформулирован тезис о «превентивной войне» как для международной общественности, так и для «домашнего употребления» в Германии. Нужно было обмануть прежде всего самих себя, чтобы оправдать «самую чудовищную завоевательную, поработительную, истребительную войну» современности: «Сим правительство рейха заявляет, что Советское правительство вопреки принятым на себя обязательствам
1. не только продолжает попытки развала Германии и Европы, но и усилило их;
2. внешняя политика становится все более враждебной по отношению к немцам;
3. оно сосредоточило все свои вооруженные силы (!) на немецкой границе и готово к наступлению. Тем самым Советское правительство разорвало договоры с Германией и собирается нанести Германии в ее борьбе за существование удар в спину. Поэтому фюрер отдал приказ немецким вооруженным силам выступить всеми имеющимися в их распоряжении средствами против этой угрозы».
Это была чистейшая демагогия, которая существует и по сей день.
Летом 1941 года, по имеющимся данным, Красная Армия была по известным причинам не готова даже к обороне, а не то что к наступлению. Не было у нее и оперативного плана, который в какой-то мере предусматривал бы стратегическое отступление в случае наступления Германии, а имелся лишь только общий план обороны, предусматривающий удержание пограничной линии до развертывания основной массы советских вооруженных сил. За это можно только порицать Сталина. Затасканные, слабые доводы немецких аргументов о необходимости нападения на Советский Союз не выдерживают никакой критики.
Почти в то же самое время, когда советский посол Деканозов стоял перед рейхсминистром иностранных дел в Берлине, граф фон Шуленбург в сопровождении Густава Гильгера на основании телеграфного распоряжения из Берлина направился к комиссару иностранных дел Молотову для того, чтобы формально сообщить об уже идущем полным ходом немецком нападении. Густав Гильгер эту сцену описал позже так: «Какое-то время продолжалось глубокое молчание. Молотов явно боролся с внутренним возбуждением. Затем он спросил: «Это объявление войны?» Посол реагировал молча, характерным для него жестом, с выражением безысходности он поднял руки вверх. На это Молотов прореагировал, слегка повысив голос. Он сказал, что сообщение посла, естественно, означает не что иное, как объявление войны, так как немецкие войска перешли границу, а немецкие самолеты уже полтора часа тому назад бомбили Одессу, Киев, Минск. И затем гневно сказал, что Германия напала на страну, с которой она заключила пакт о ненападении и договор о дружбе. Этому нет прецедента в истории. Заявление немецкой стороны — пустой предлог. Прецеденты такого рода в истории, конечно, при тщательном ее рассмотрении бывали, и не один раз, но вопрос Молотова, которым он завершил, по выражению Гильгера, свою «филиппику», означал приблизительно следующее: «Верите ли вы, что мы этого заслужили?»
Именно 22 июня 1941 года, в тот же день, что и 129 лет назад, когда Наполеон Бонапарт начал поход на Москву, завершившийся катастрофой, окончательно пала завеса с сомнительного пакта между Гитлером и Сталиным, который мог рекламировать эру договора в Рапалло. Для фюрера этот договор был не чем иным, как временным политико-тактическим шахматным ходом на пути к войне за завоевание жизненного пространства на востоке.
Но это же воскресенье в июне 1941 года означало больше, чем начало конца третьего рейха. Отношения между немцами и русскими нередко омрачались напряжением, а позже искажались идеологами и, наконец, отравлялись пропагандой, но именно в этот день на многие десятилетия, вплоть до наших дней, были разрушены основы этих отношений».
Имеют ли под собой научные основания те раздающиеся время от времени утверждения, что со стороны руководства третьего рейха это была не агрессия, а «превентивная» война, задача которой заключалась в том, чтобы упредить якобы готовящееся вторжение Красней Армии в Германию? Можно с уверенностью сказать, что серьезные научные исследования по истории Второй мировой войны дают однозначный ответ на вопрос, как следует оценивать дату 22 июня 1941 года.
Для большинства ученых в Германии и за рубежом ясно, что война против Советского Союза не была «превентивной». Но справедливости ради надо признать, что есть и другие, прямо противоположные, интерпретации этого периода. Во всех странах Запада, да и в нашей стране есть «специалисты», не способные извлекать уроки из прошлого. Они больше заняты не поисками истины, а поисками оправдания тех страшных преступлений, которые в то время были совершены нацистами. Они стремятся переложить вину на нас: дескать, русские сами виноваты, так как спровоцировали Гитлера своей подготовкой к нападению на Германию.
