Егор Лигачев - Предостережение

Горбачев никак не отреагировал на эту часть моего сообщения, и я перешел к другим вопросам.

После того случая литовская проблема ни разу не возникала на заседаниях Политбюро — до того времени, пока раскол в Компартии Литвы не стал реальной угрозой. Вот тогда-то прошли встречи членов Политбюро ЦК КПСС с руководителями КПЛ, серия бесед с Бразаускасом, состоялась поездка Горбачева в Литву. Все эти запоздалые меры, как известно, не дали результата. В итоге произошел развал компартии республики, к власти пришли Ландсбергис и его единомышленники, поставившие своей целью насильственно восстановить в Литве буржуазный строй, вырвать республику из состава Советского Союза. Затем последовало объявление КПЛ, оставшейся в составе КПСС, вне закона.

Можно ли было избежать такого трагического развития событий? Снова подтверждаю: не только можно, но мы и обязаны были это сделать! Однако коварную роль сыграла убаюкивающая оценка, данная Яковлевым литовской ситуации 1988 года, когда национализм в этой республике поднимал голову. Социально-классовый анализ процессов в Литве был подменен лавированием и лакировкой.

Кстати, отделы ЦК внимательно изучали и анализировали положение в литовской компартии, направляли записки в ЦК КПСС с правдивой информацией. Но руководство ЦК уклонялось от принципиальных оценок и активных действий, шло, я бы сказал, заигрывание с Бразаускасом. Более того, процессы, происходящие в Литве, выдавались чуть ли не за пример перестройки. Как известно, это благодушие в оценке литовской ситуации дорого обошлось стране. В ту пору Яковлев активно занимался утешительством в политике, несмотря на потери, которые мы несли. Без конца убаюкивал, призывал не нервничать. Мне всегда при этом вспоминается образ Луки-утешителя из пьесы Горького «На дне».

Что касается меня, то в силу некоторых обстоятельств я уже не имел возможности контролировать литовский вопрос, был по сути дела отстранен от участия в его решении.

Обстоятельства эти были следующими. Во-первых, как я уже говорил, то памятное заседание Политбюро было последним, которое мне довелось проводить. А во-вторых, вскоре прекратились заседания Секретариата ЦК КПСС, которые я вел. А Яковлев оставался членом Политбюро, одновременно входил в состав Президентского совета, а затем стал старшим советником президента.

Заседание Политбюро, на котором отчитывался о поездке в Литву Яковлев, мгновенно припомнилось мне на рабочем совещании в ЦК по Тбилиси отнюдь не случайно. Несомненно, между грузинской и литовской ситуациями имелась тесная связь — обе они стали порождением вспышки националистических страстей. Но литовская ситуация в апреле 1989 года была, так сказать, более продвинута вперед, она как бы рисовала сценарий действий для националистических сил в других республиках. И в этой связи вспоминаю, что в феврале 1990 года, когда события в Литве зашли далеко, на очередном Пленуме ЦК КПСС, естественно, возник о них разговор. Секретарь временного ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС) В. Кардамавичюс говорил с трибуны:

— И я хочу заметить: если товарищ Яковлев имеет свое мнение и право сказать, то и мы имеем свое мнение и право сказать. Мы хотим еще раз товарищам передать, что пребывание товарища Яковлева в Литве действительно внесло ряд таких нехороших дел в нашей республике. Вы, товарищ Яковлев, вероятно, приложились косвенным путем и к решениям XX съезда Компартии Литвы. Об этом говорят очень широко в республике. Это отражено в ваших встречах с некоторыми интеллигентами Литвы. И давайте будем коммунистам говорить честно.

Из этого выступления ясно, какая обстановка сложилась к тому времени вокруг Литвы и ее компартии. Но, как это ни удивительно, проект резолюции по Литве, вынесенный на Пленум, не давал политической оценки происходящих в республике событий. Более того, в проекте делалась попытка любой ценой не обострять ситуацию. В Компартии Литвы уже Произошел раскол, а проект резолюции призывал «уладить» все по-хорошему… Это был, на мой взгляд, классический образец примиренчества, все того же благодушия, которое наделе ведет к непоправимой беде.

Не знаю, кто готовил этот проект резолюции. Могу сказать лишь одно: я, член Политбюро, с этим проектом заранее ознакомлен не был, для меня такой проект явился неожиданностью. В нем даже не было осуждения раскольнической деятельности Бразаускаса и поддержки тех коммунистов, которые остались на позициях КПСС. Принятие такого проекта означало бы на деле потакание оппозиционным силам партии, он убаюкивал партию, смазывал разногласия, открывал дорогу перед оппортунизмом. Не случайно, когда зачитывали проект резолюции, зал Пленума буквально гудел от недоумения и негодования.

Я бы так сказал: тот проект резолюции по Литве в той обстановке, какая сложилась к февралю 1990 года, был по-своему вызывающим. Вероятно, тут сыграла свою роль и позиция Горбачева, который в ту пору тешил себя надеждой, что все обойдется, образуется. Но так или иначе, я считал невозможным принятие такой резолюции. И попросил слово вторично, чтобы высказать свое резко отрицательное отношение. Внес предложение осудить деятельность тогдашнего руководства компартии республики, направленную на раскол, поддержать те силы, которые выступают за единую КПСС. (Это мое выступление опубликовано в сборнике «Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС. 5—7 февраля 1990 года».)

Из членов Политбюро я оказался единственным, кто выступил по этому вопросу. Многие члены ЦК решительно меня поддержали, атмосфера на Пленуме стала накаляться. Помнится, ректор МГУ академик А.А.Логунов, твердо стоящий на партийных позициях, внес в этой связи предложение объявить перерыв на двадцать минут, чтобы подготовить совершенно другой проект резолюции.

— Момент крайне ответственный! Куда мы так спешим? Надо все тщательно обдумать, — говорил Логунов.

Горбачев без труда уловил настроение членов ЦК и сориентировался в обстановке, предложил сделать часовой перерыв для доработки резолюции. В этой работе принимали участие Михаил Сергеевич, Лукьянов и я. В итоге новый проект был принципиально иным, он осуждал Бразаускаса и поддерживал Бурокявичюса. На Пленуме его приняли единогласно.

Кстати, на том Пленуме об ответственности Яковлева за резкое обострение положения в Литве говорил не только Кардамавичюс, но и многие другие. А потому Яковлеву пришлось оправдываться.

— Оправдываться всегда плохо, неудобно, — говорил он. — Но все-таки я должен внести ясность, поскольку вот уже который раз на Пленуме моя фамилия так или иначе фигурирует в связи с литовскими событиями. Что я думаю по этому поводу и что я говорил в Литве?.. Потеряна ли ситуация в Литве? Не думаю. Грозит ли это опасностями? Безусловно, и на них тут указывалось, в общем-то, справедливо. Но кроме опасности есть и другое. Приходится признать: в республике сложилась слишком хорошо знакомая нам картина недееспособности парторганизаций. Руководство продемонстрировало недальновидность.