Михаил Бурцев - Прозрение

Темной и морозной ночью выехала на берег Вислы армейская мощная громкоговорящая установка во главе со старшим инструктором политотдела капитаном П. Ф. Олимпиевым, Его голос беспрепятственно "форсировал" Вислу, дошел до гонведов, занимавших позиции на берегу. Четверо из них с автоматами и ручным пулеметом переправились на лодке и сдались в плен. Затем один из прибывших, ефрейтор Сато, вернулся в свою часть и следующей ночью доставил на лодке новую группу вооруженных гонведов. И они в свою очередь повторили лодочные рейсы. Так продолжалось несколько ночей. А однажды под утро с противоположного берега вернулся перебежчик, приведя с собой лишь одного гонведа. От него стало известно: дивизия снята с участка фронта как ненадежная и отведена в тыл, а ее командир арестован и предан суду. Выяснилось, что гонведы нашли себе путь через Вислу и на других участках фронта. Что ж, среди венгров тоже шел процесс прозрения...

Полезную инициативу проявили спецпропагандисты 47-й армии, возглавляемые майором В. Я. Гришиным. Они использовали тысячи трофейных немецких бланков, почтовых открыток и военно-отпускных удостоверений. Документы эти заполнялись весьма оригинальными текстами. В частности, бланки военно-отпускных удостоверений были заполнены текстами следующего содержания: "Ставка фюрера сообщает: верховное командование немецкой армии отпуска предоставить больше не может. Кто хочет получить отпуск и увидеть своих родных, пусть подается в русский плен". Не один десяток солдат из противостоящих немецких дивизий воспользовался таким пропуском, чтобы сдаться в плен.

Представитель НКСГ на фронте Г. Клайн говорил нам, и он был конечно же прав, что "нацистская пропаганда действует все еще сильно", требуя от немецких солдат стойко удерживать позиции, "чтобы не пустить русских в фатерлянд". Г. Клайн считал, что этот аргумент на фронте "разоблачается слабо", - к его мнению следовало прислушаться: он ежедневно общался с пленными и хорошо знал настроения немецких солдат. Вот почему мы вместе с отделом спецпропаганды политуправления тут же наметили неотложные меры, связанные с усилением разоблачительной пропаганды. На первых порах были отобраны для переиздания уже опробированные материалы, а также принято предложение Г. Клайна выпустить листовки с высказываниями немецких военнопленных: своими доводами пленные могли помочь развенчать "патриотические" призывы гитлеровцев. По телеграмме, посланной мною, Главное политическое управление приняло решение направлять в распоряжение 1-го Белорусского фронта в два раза больше экземпляров газет "Фронтиллюстрирте" и "Фрайес Дойчланд", которые были наиболее читаемыми в немецких войсках. Мы закрепили антифашистов, как о том просил представитель НКСГ, за экипажами мощных громкоговорящих установок и разрешили им в ходе боев выступать также через окопные громкоговорящие установки.

В те дни у меня было немало встреч с товарищами по оружию снецпропагандистами. Расскажу об одной из них, быть может самой интересной. Познакомился я на 1-м Белорусском со старшим инструктором седьмого отдела майором Ф. А. Шемякиным, о котором давно был наслышан как о мастере вести допросы пленных - сказывалась его гражданская профессия: психолог. Аналитические донесения Шемякина читались как увлекательные исследования с должной глубиной проникновения в тему. Он всегда располагал массой новых сведений и неизменно готов был подсказать, как можно было бы ими воспользоваться при составлении листовок и агитпередач. Нередко его вызывал к себе командующий фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков - за последние месяцы раз пять или шесть. Маршал интересовался тем, что происходит в противостоящих войсках вермахта, каково состояние его морального духа. Шемякин готовил для командующего специальные доклады. Как-то к очередному докладу он приложил образец солдатского фольклора: "Раньше мы ели жирную селедку (херинг), зато теперь у нас есть жирный Геринг". На этом двустишии Г. К. Жуков написал: "Немедленно отпечатать стих листовкой!" Указание, можно сказать, было перевыполнено: листовку издали с выразительным рисунком, сделанным художником отдела Хотиком.

И вот уже после войны, когда Шемякин работал в редакции газеты "Теглихе рундшау", органе советской военной администрации в Германии, я получил от него письмо, в котором он сообщал, как пришла к нему старушка немка во всем черном и положила на стол экземпляр упомянутой листовки. Сверху легла фотокарточка молодой женщины с гладко зачесанными, волосами. Старушка печально сказала: "Это моя дочь. Муж погиб на фронте, а ее казнили за то, что она перепечатала листовку для подруги. Гестапо нашло копирку в корзине для мусора. Вот копия приговора". В письме была и копия приговора" Я и сегодня не могу без внутреннего содрогания читать холодные, бездушные строки: "...22 лет, незамужняя, уроженка Берлина, за распространение вражеской пропаганды, разложение боевого духа, пораженчество приговорена к смертной казни посредством топора". В другой бумажке, которую старушка также подала Шемякину, значилось, что после внесения в тюремную кассу 16 марок - "на погашение расходов по казни" - "высокочтимая фрау" может получить урну с прахом своей дочери. Указывалась дата: "март 1945 года".

Но вернемся к декабрю 1944-го. После итоговой беседы с руководством политуправления, где нами было высказано немало критических замечаний, мы перебрались на соседний, 1-й Украинский фронт. И снова вникаем в положение дел, вскрываем недостатки, вносим предложения... Начальник политуправления фронта генерал-майор С. С. Шатилов в дела спецпропаганды, как мы убедились, вникает глубоко, ценит ее значение. И неудивительно, что аппарат спецпропаганды, возглавляемый полковником Л. А. Дубровицким, к предстоящей операции подготовлен хорошо.

Мы подробно ознакомились с редакционно-издательским отделением, которое все называют здесь "мозговым центром". И действительно, в РИО сосредоточены квалифицированные литераторы, тщательно разрабатывается тематика, составляются листовки и тексты агитпередач, анализируются данные о противнике, определяющие содержание, стиль и тональность всей спецпропаганды. Приятное впечатление произвел начальник РИО майор В. А. Рубан. Чувствовалось, что он любит свое дело и умеет трудиться. Правда, в последние недели работа среди населения Польши несколько отвлекла сотрудников от пропаганды среди вражеских войск, но сейчас положение уже выправлено, главные усилия сосредоточены на предстоящих боевых операциях.

Рубан поделился своими размышлениями о том, как, по его мнению, надо преодолевать возникающие трудности и решать новые проблемы. Он, например, считал, что льготы для добровольно сдающихся в плен уже не полностью отвечают сложившейся обстановке. Немцы теперь знают, что в советском плену не расстреливают, их не страшат условия жизни в плену: этот нацистский обман в значительной мере развеян. Но они боятся остаться в России на долгие годы, пока не будет восстановлено разрушенное ими народное хозяйство СССР.