Булач Гаджиев - Дочери Дагестана

«Бизин Тамара»

Тамаре было двенадцать лет, когда она лишилась и отца, и матери. Девочку взял к себе старший брат – Сергей Федорович, который жил и работал в Буйнакске. Тамара стала ученицей школы им. В. И. Ленина. У нее появились новые подруги.

Шли годы, девочка успешно переходила из класса в класс. В 1932 году она поступила в только что открывшийся педагогический институт. Громадный Дом кадров, где находился вуз, стоял на холме, откуда открывалась великолепная панорама моря и гор Дагестана. Старшие говорили, что так же, как море, безбрежна и работа педагога, поэтому надо много и упорно учиться.

Впрочем, жизнь распорядилась по-своему. Тамара полюбила товарища по курсу кумыка Халила Далгатова из Халимбекаула. Оставив работу, Тамара переехала к родителям мужа. Встретили ее не очень приветливо. Некоторые шушукались по углам, что, дескать, конец света подходит, как сказано в Коране, коль люди разной веры женятся.

Время шло. Тамара была терпелива, она очень любила своего Халила. И люди не могли не видеть этого. С каждым днем ее отношения с родителями мужа и сельчанами становились все теплее. Когда же она принесла в дом своего первенца, от былого отчуждения не осталось и следа.

«Бизин Тамара»

Вскоре началась война. Халил Далгатович добровольцем ушел на фронт. Погиб смертью храбрых в 1944 году при освобождении Белоруссии. Тамара Федоровна осталась одна. Вскоре после гибели мужа в аул приехал ее старший брат Сергей Федорович. Сказал сельчанам, что хочет перевести сестру в город. В эти дни Тамара Федоровна случайно услышала беседу стариков. Один из них, заканчивая какой-то разговор, сказал: «Гетмежек бизин Тамарабыз» («Не уедет наша Тамара»). «Ярайму?!» («Разве можно?!») – поддержали другие.

День этот стал праздником для учительницы. Она осталась в ауле. Горе не сломило мужественную женщину. В трудные годы войны она изо дня в день после уроков вместе с сельчанами допоздна трудилась в поле, а ведь на ее руках было еще трое детей. Выстояла. Помогли сельчане, родственники мужа.

За самоотверженный труд Т. Ф. Далгатова была отмечена орденом «Знак Почета» и медалью «За трудовое отличие». Сын Халила и Тамары Герей Халилович Далгатов стал ученым-историком.

Помогла возрождать Михайловское

Лет двадцать пять назад я с семьей посетил Опочко. Для этого пришлось проехать около трех тысяч километров. Опочко оказался небольшим городком. Там есть улица Кавказская – в память о дагестанцах. Прямо на ней росли дикие цветы и стояла колонка для набора воды.

Нам показали казарму и манеж, где проживало 300 семей лакцев, участвовавших в восстании 1877 года. Впечатление складывалось такое, будто с тех пор, как лакцы посетили Опочко, время остановилось.

Шестьдесят километров пути до Михайловского мы одолели быстро и сразу оказались в мире Пушкина. На громадном валуне были высечены слова: «Если пойдешь направо – в Тригорье попадешь, если пойдешь налево…»

Далее, в глубине сосен – Аллея Анны Керн. Впереди – строения. На первом из них табличка: «Здесь не музей, а квартира, а музей – дальше». Нам как раз нужна квартира.

Стучимся. Двери открыла худенькая, рослая женщина с сединой в волосах. Сквозь очки она внимательно разглядывала нас.

– Где можно застать Семена Степановича?

Женщина некоторое время молчит, прежде чем сказать:

– Он отдыхает. После двенадцати часов у него такой распорядок.

Любовь Аминтаева

– Мы приехали издалека, – пробую разжалобить женщину.

– К Пушкину едут со всего земного шара.

– Жаль, – вздыхаю я. – Перед выездом из Дагестана я получил открытку от Семена Степановича…

– Вы из Дагестана?!

– Из Темир-Хан-Шуры – Буйнакска.

С этой минуты все завертелось, она обнимала нас, вытирая набежавшую слезу, подняла Семена Степановича на ноги, усадила нас за стол с угощениями.

– После Расула Гамзатова вы первые гости с моей родины, – произнесла хозяйка.

– Вы дагестанка?

– Я лачка, Любовь Аминтаева.

Она оказалась внучкой Гаруна Аминтаева, сосланного вместе с Габиевыми, Биячуевыми, Гаджиевыми, Султановыми и другими кумухцами в Опочко. С мужем С. С. Гейченко она прибыла в Михайловское в 1945 году. Помогла ему восстанавливать Пушкиногорье, пострадавшее в войну от фашистского разгрома.

Круг замкнулся. Сын поэта, Григорий Александрович Пушкин, оказал лакцам всевозможную помощь. А через 100 лет внучка одного из сосланных – лачка в жутких условиях – бездорожье, холод и голод – помогла мужу в первозданном виде возродить Пушкиногорье. Чтобы вы могли хотя бы приблизительно представить себе, какое испытание выпало на их долю, приведу слова Семена Степановича Гейченко:

– Мы собрали в Михайловском два миллиона окурков, 10 тонн разных отбросов – грязной бумаги, консервных банок, пустых и битых бутылок и еще 10 тонн всякого дерьма. Часть его осталось в моем сердце.

С. С. Гейченко о себе говорил:

– Я – старый калека. У меня нет руки…

Стоит ли после этого говорить, кем была для него дагестанка – Любовь Аминтаева.

Заботами аула

Полвека назад я впервые перешагнул порог домика Нуржан Нуцаловой. Он сверкал аптечной чистотой. Я обратил внимание, что в комнатах у каждой вещи имелось строго отведенное место. И не только на случай землетрясения или отключения электрического света, что нередко случалось в старом Чиркее. Маленький дворик, куда из сакли вела лестница из нескольких ступеней, имел неизъяснимую прелесть. Нуржан во всем любила порядок. В этом тихом уголке 8 марта 1923 года и родилась моя героиня – очень красивая и внешностью, и поступками.

Когда отмечали 30-летие автономии Дагестана, громко прозвучало имя девочки. Умение бойко и складно говорить удивило не только сельчан, но и президиум. Под аплодисменты собравшихся на нее накинули три метра розового сатина.

Во время учебы в седьмом классе произошло еще одно памятное событие: попросили обучать грамоте взрослое население Чиркея.

Домой Нуржан летела, будто на крыльях, а там разыгралась буря. Не сегодня – завтра замуж выходить, а она будет с папахами общаться?! Она мулла, что ли? Пока Ак-су поит Чиркей – не бывать этому! Приблизительно такой монолог произнесла Месей – мать Нуржан. Она, видимо, не знала характера своей дочери. Нуржан пригрозила, что с моста бросится в Ак-су, если ей не разрешат совершить благородную миссию учителя. Месей, видя, что муж безучастно молчит, с нелегким сердцем уступила требованиям бунтарки.

Скоро выяснилось, почему отец помалкивал. Как бы ни с того, ни с сего Нуцал пригласил Нуржан к себе, усадил на тахту и предложил готовиться к свадьбе. Месей, слушая мужа, согласно кивала головой: «Давно пора: заневестилась».