Валентина Мирошникова - 50 знаменитых чудаков

Знакомых – и близких, и «шапочных» – у Павла Воиновича было великое множество. Он был известным меценатом и ценителем настоящих талантов, дружил с Гоголем, Жуковским, Денисом Давыдовым, Баратынским, Брюлловым. Благодаря Нащокину стал известен художник-портретист Петр Федорович Соколов. А сколько гораздо менее известных, но безусловно талантливых людей находило в его доме поддержку и участие!

Впрочем, в гости к Нащокину приходили не только за дружеским советом или материальной помощью. Там постоянно происходило нечто необыкновенное, разительно отличающееся от привычных светских приемов. Некоторое представление об атмосфере нащокинского дома дает отрывок из второго тома «Мертвых душ» Гоголя. Дело в том, что исследователи практически единогласно утверждают, что Павел Воинович послужил прототипом Хлобуева. Приведем лишь небольшой отрывок из четвертой главы: «Если бы кто заглянул в дом его, находившийся в городе, он бы никак не узнал, кто в нем хозяин. Сегодня поп в ризе служил там молебен, завтра давали репетицию французские актеры. В иной день какой-нибудь, не известный никому почти в дому, поселялся в самой гостиной с бумагами и заводил там кабинет, и это не смущало и не беспокоило никого в доме, как бы было житейское дело. Иногда по целым дням не бывало крохи в доме, иногда же задавали в нем такой обед, который удовлетворил бы вкусу утонченнейшего гастронома. Хозяин являлся праздничный, веселый, с осанкой богатого барина, с походкой человека, которого жизнь протекает в избытке и довольстве. Зато временами бывали такие тяжелые минуты, что другой давно бы на его месте повесился или застрелился».

О трудных временах Гоголь упоминает не случайно. Нащокин довольно быстро растратил свое немалое наследство (что при его расходах было неудивительно). Другой бы на его месте уехал в деревню, навсегда запомнив горький урок, и попытался бы как-то прокормиться со своего имения. Но Павел Воинович никогда не падал духом и встречал периоды безденежья, почти нищеты, с философским хладнокровием. Он был из тех счастливых людей, которые живут, как евангельские птицы небесные: не думая о грядущих невзгодах. Нащокин не сомневался, что на смену черной полосе придет белая, и судьба не раз доказывала справедливость подобного отношения к жизни. Биографы подсчитали, что он около десяти раз становился богачом, а затем оказывался в полной нищете. За падением следовал очередной взлет. Временами ему помогали друзья. Например, в 1834 году Пушкин помог Нащокину и его молодой жене выбраться из Тулы. Они сидели там без единой копейки, не имея возможности ни уехать из города, ни жить там. В другой раз (точных дат, к сожалению, не сохранилось) он выиграл крупную сумму в карты. В третий – получил нежданно-негаданно наследство от дальнего родственника. В последний раз он сумел поправить свои дела в 1854 году, но после его смерти семье пришлось туго: выплатив долги, они остались практически ни с чем.

По обычаям того времени, Нащокин, приезжая в город, снимал дом. Поэтому у него не было постоянного адреса. К перемене обстановки он относился так же спокойно, как и к деньгам, и принимал гостей то в роскошных апартаментах, то в убогих, скудно обставленных комнатах. Он жил то в Николопесковском переулке, то в Гагаринском, то на Остоженке, то «противу старого Пимена»… Тем не менее, Пушкин, приезжая после долгого перерыва к Нащокину, находил его дом очень легко: все извозчики отлично знали адрес Павла Воиновича.

Говоря о Нащокине, нельзя не сказать несколько слов о его жене – Вере Александровне. Она была дальней родственницей Павла Воиновича, женщиной редкой душевной красоты. Интересно, что Нащокин представил ее Пушкину еще до свадьбы. Пушкин весь вечер проговорил с Верой Александровной, а когда собрался уходить, Нащокин в шутку спросил: «Ну что, позволяешь на ней жениться?» – «Не позволяю, а приказываю», – ответил Пушкин. Свадьба состоялась в начале 1834 года, и Нащокины прожили в мире и согласии двадцать лет. У них родилось шестеро детей – четыре дочери и два сына.

Пушкин был самым близким другом Павла Нащокина. Это было настоящее родство душ. Пожалуй, не было ни единого значительного события, по поводу которого они бы не советовались друг с другом. Пушкин просил у «Войныча» совета перед женитьбой. Он был крестником его дочери, к несчастью умершей в раннем возрасте. В доме Нащокиных поэту была отведена отдельная комната, которую так и называли – «пушкинской». Впрочем, друзья проводили вместе гораздо меньше времени, чем хотелось обоим. Когда не было возможности увидеться, поддерживали оживленную переписку. В январе 1836 года Пушкин писал Нащокину: «Думаю побывать в Москве, коли не околею на дороге. Есть ли у тебя угол для меня? То-то бы наболтались, а здесь не с кем…» Встретились они только в мае. Пушкин прожил у Нащокиных 18 дней и уехал в Петербург – навстречу смерти.

Смерть Пушкина стала для Нащокина страшным ударом. Он пережил друга на 17 лет и до конца жизни не смирился с этой утратой. В гостиной Нащокиных стоял прекрасный бюст Пушкина работы И. П. Витали, а в 1839 году по заказу Нащокина художник К. Мазер написал портрет поэта в халате (после смерти мужа Наталья Николаевна подарила его Павлу Воиновичу). Чета Нащокиных всю жизнь хранила самые теплые воспоминания о Пушкине и охотно делилась ими с исследователями творчества поэта.

По воспоминаниям современников (прежде всего – Николая Васильевича Гоголя), практически все сороковые годы прошли для Нащокина в страшной нужде. Гоголь помогал ему как мог и даже пытался подыскать для него место воспитателя в богатом доме. Эта идея в конце концов провалилась, да и странно было бы видеть Павла Воиновича в качестве примера для подражания и педагога… Однако сам Гоголь искренне считал, что у Нащокина есть несомненный талант пробуждать в людях лучшие чувства, и давал ему наилучшие рекомендации.

Незадолго до смерти Нащокин пережил последний период привольной и богатой жизни. Однако чувствовалось, что знаменитый российский оригинал начал уставать от жизни. Последней его страстью стала карточная игра – он просиживал за столом целые ночи, с попеременным успехом ставя на кон немалые деньги. Скончался он в богатом доме на Плющихе – как и всегда, съемном, оставив после себя безутешную вдову и детей. Вера Александровна пережила его почти на полвека. В конце жизни она с огромной теплотой вспоминала мужа и считала себя счастливой, хотя ютилась на убогой даче и была вынуждена отказывать себе во всем и даже сдавать одну из комнат постояльцам. О ней вспомнили лишь во время празднования столетнего юбилея Пушкина, привезли на торжественное заседание Московского университета, даже выхлопотали пенсию. Вера Александровна вновь оказалась в центре всеобщего внимания, но ненадолго: 16 ноября 1900 года она умерла. Ее похоронили на Ваганьковском кладбище, рядом с Павлом Воиновичем.