Наталья Михайлова - Василий Львович Пушкин

Добрый Василий Львович от души прощает своих обидчиков и напоминает о благородных целях в их борьбе с беседчиками:

Вы все любезны мне, хоть я на вас сердит;Нам быть в согласии сам Аполлон велит.Прямая наша цель есть польза, просвещенье,Богатство языка и вкуса очищенье (55).

Примечательно, что уже в 1816 году Василий Львович задает отнюдь не риторический вопрос в своем послании «К Арзамасцам»: «Но должно ли шутя о пользе рассуждать?»(54). В 1818 году «Арзамас» по многим причинам распадется: в 1816 году умрет «Беседа», со смертью Г. Р. Державина прекратятся собрания беседчиков в его доме, попытки Д. И. Хвостова возродить «Беседу» окончатся неудачей, и «Арзамасу» вышучивать будет некого. В 1818 году многие арзамасцы разъедутся из Москвы и Петербурга, так что в обеих столицах не то что шутить будет некому, но шутников останется мало. Впрочем, вернемся в 1816 год.

Получив в Петербурге послание В. Л. Пушкина, С. П. Жихарев восхитился. 22 июля 1816 года сообщал он из Петербурга в Москву П. А. Вяземскому:

«Пушкина послание получено — и право хорошо. Кассандрин протокол послужил к доброму. Жаль, что нельзя его напечатать: таких стихов Пушкин давно не писывал…»[460]

Восхитились посланием и другие петербургские арзамасцы. 10 августа 1816 года в коляске, направляющейся из Петербурга в Царское Село, состоялось «приятное, хотя и беспорядочное заседание Арзамасского общества»: «Двадцать две версты неслась колесница, нагруженная ими, двадцать два раза повторялось послание Вот я Васа»[461].

Я грешен. Видно мне кибитка не Парнас;Но строг, несправедлив ученый Арзамас.

При этом стихе самолюбие заиграло в сердцах всех членов: сам президент, волнуемый аппетитом и запахом жареной телятины, имел, однако ж, силу легкой улыбкой изъявить свое удовольствие.

Я слух ваш оскорбил, вы оскорбили друга? Нет, добрый, милый Староста! Нет, ты нами не оскорблен, ибо мы не имели намерения оскорбить тебя; мы отказались бы охотно от всех проказ и шуток, даже от новых стихов твоих, если бы могли думать, что огорчим твое сердце, слишком чувствительное.

Что прибыли любить!Здесь острое словцо приязни всей дороже,И дружество почти на ненависть похоже.

Прекрасные стихи, и, к несчастью, справедливые, но только не в Арзамасе, а в свете.

Нет бурных дней моих на пасмурном закате.

Вот еще стих, достойный арзамасца: он говорит и воображению и сердцу. Но можно ли заметить все хорошие стихи нашего Старосты или записать все одобрительные восклицания Арзамасского общества. <…> Наконец все воскликнули: «Очищен наш брат любимый; очищен и достоин снова сиять в Арзамасе: он не Вотрушка; он член: Вот, он Староста: Вот я Вас, пусть он будет… Вот я Вас опять!» <…>

Так судили арзамасцы под ясными небесами царскосельскими и, решив сие важное дело, заключили заседание громким кликом: «Да здравствует Вот я Вас опять! Беседа, трепещи: опять! Опять!»[462].

Итак, два арзамасских сюжета — и вступление Василия Львовича в «Арзамас», и история, развернувшаяся вокруг его дорожных стихов, — это именно сюжеты, у которых есть своя драматургия, развитие действия, взаимоотношения персонажей, которые группируются в данном случае вокруг главного действующего лица — Старосты и его исполнителя В. Л. Пушкина, с блеском играющего роль, отданную ему друзьям. Арзамасцы играют с Василием Львовичем как с большим простодушным дитятей, который, впрочем, способен на мгновенные экспромты, на импровизацию, который просто рожден для арзамасского театра (опыт участия его в домашних спектаклях, конечно, здесь очень пригодился). Особое удовольствие арзамасцев — от самого общения с добрым человеком, отзывчивым другом и стихотворцем, для которого шутки не заслоняют существа литературного дела. Иронизируя подчас над Василием Львовичем, арзамасцы были искренне привязаны к нему, любили его. Любовью и теплом пронизаны адресованные ему дружеские послания К. Н. Батюшкова и П. А. Вяземского. Одно из посланий К. Н. Батюшкова 1817 года мы цитировали в предисловии к нашей книге. Другое, также написанное в 1817 году, просто очаровательно. В нем — поэт и его судьба, остроумно соединенные, казалось бы несоединимые Парнас, музы, розы Эротов и гулянья, завтраки, жирный кофе:

           Чутьем поэзию любя,Стихами лепетал ты, знаю, в колыбели;           Ты был младенцем, и тебяЛелеял весь Парнас и музы гимны пели,Качая колыбель усердною рукой:           «Расти, малютка золотой!           Расти, сокровище бесценно!           Ты наш, в тебе запечатлено           Таланта вечное клеймо!Ничтожных должностей свинцовое ярмо           Твоей не тронет шеи:           Эротов розы и лилеи,           Счастливы Пафоса затеи,Гулянья, завтраки и праздность без трудов,Жизнь без раскаянья, без мудрости плодов,           Твои да будут вечно!           Расти, расти, сердечный!Не будешь в золоте ходить,Но будешь без труда на рифмах говорить,           Друзей любитьИ кофе жирный пить»[463].

В послании П. А. Вяземского, написанном позже, в 1820 году, когда уже не было «Арзамаса», но оставалось арзамасское братство, — шутливые новогодние пожелания, в которых Василию Львовичу (пусть в это время уже подагрику) сулится всё, что необходимо поэту, — веселье, любовь, вино и конечно же творчество:

Василий Львович милый! здравствуй!Я бью челом на новый год!Веселье, мир с тобою царствуй,Подагру черт пусть поберет.Пусть смотрят на тебя красотки,Как за двадцать смотрели лет,И говорят — на зов твой ходки, —Что не стареется поэт.Пусть цедится рукою ВакхаВ бокал твой лучший виноград,И будешь пить с Толстым без страха,Что за плечами Гиппократ.Пусть Феб умножит в двадцать первыйНа рифмы у тебя расход,И кляп наложится МинервойВсем русским вральманам на рот[464].

И дальше — в остроумной форме, но более чем серьезные пожелания:

Пусть нашим ценсорам дозволятДозволить мысли вход в печать;Пусть баре варварства не холятИ не невежничает знать.

И пожелания, чтобы исправники были «в судах исправны», «Полковники не палачи, / Министры не самодержавны» и еще: