Гарри Каспаров - Шахматы как модель жизни

Неспособность европейских лидеров предвидеть разрушительные последствия войны сочеталась и с другими факторами. Сложная система мирных договоров в Европе стала настолько запутанной, что акт агрессии почти в любом месте мог вызвать цепную реакцию и привести к большой войне. К примеру, Англия вступила в войну из-за мирного договора, обязывавшего ее выступить на защиту не Франции — своего могущественного союзника, а крошечной Бельгии.

Мы можем, конечно, убеждать себя в том, что такая неразбериха и отсутствие стратегического видения остались в прошлом. В наши дни мгновенная международная связь обеспечивает нас текущей информацией со всего мира. Тем не менее средства массовой информации сами по себе не могут ни создать, ни предотвратить кризис. Как известно, через 20 лет после завершения в 1919 году «войны, покончившей со всеми войнами», разразилась еще более кровавая мировая война. В попытке прийти к долгосрочному миру великие державы провели много новых границ, но посмотрите на результаты! Практически каждое решение, последовавшее за Первой мировой войной, стало причиной будущего хаоса и конфликтов. Германия и Польша, Ирак и Кувейт, Балканы, большая часть Африки — Версальские мирные соглашения заложили основу для кризисов по всему земному шару. Конфликт на Балканском полуострове вспыхнул с новой силой 75 лет спустя. Американскую оккупацию Ирака 2003 года можно считать наглядным примером того, как сосредоточенность на текущем кризисе мешает увидеть очертания еще более глубокого кризиса, стоящего за ним.

Итак, чему же мы учимся? Всякий кризис допускает много вариантов выхода из него. И каждый человек предлагает тот вариант, который согласуется с его личным опытом и навыками. В кризисные моменты мы не можем использовать в качестве руководства к действию привычные образцы поведения.

Обладая мужеством и достаточным опытом, мы можем научиться действовать в кризисных ситуациях и даже провоцировать кризисы, чтобы справляться с ними в более благоприятных условиях. Вместо того чтобы бояться рискованных и напряженных моментов, мы должны рассматривать их как неизбежность и совершенствовать свою способность предсказывать их и бороться с их последствиями.

Защита титула

Если перед началом решающей партии я хоть немного выспался, то перед ее доигрыванием мне было не до сна: предстояла большая аналитическая работа. На доске оставалось тринадцать фигур, включая ферзей, — слишком много материала для всеобъемлющего анализа этого сложного эндшпиля. Я имел лишнюю пешку, но все пешки были на одном фланге и Карпов сохранял весомые шансы построить крепость. Мы целую ночь изучали различные возможности атаки и обороны, но точного диагноза так и не поставили. Шансы на выигрыш и на ничью представлялись мне примерно равными.

Больше всего меня обнадеживала возможность длительного маневрирования с целью спровоцировать соперника на какую-нибудь ошибку. Перспектива мучительной обороны давила на Карпова: я прочел это в его глазах, когда он вскоре после меня вышел на сцену. Обреченное выражение его лица говорило о том, что психологически он уже проиграл партию. Это укрепило мою уверенность в успехе.

Началось маневрирование. Помню, я очень удивился, когда через несколько ходов Карпов сделал ход пешкой, который, на наш взгляд, серьезно ослаблял оборонительные устои черных. Теперь структура его позиции утратила гибкость и в ней появилось больше мишеней. То ли Карпов и его команда были не согласны с нашими выводами, то ли он допустил психологическую ошибку. Его ход понизил уровень неопределенности, сделав позицию более конкретной. Иногда самая трудная задача в напряженной ситуации — это поддерживать напряжение! У игрока, находящегося под позиционным прессом, возникает рефлекторное желание принять любое решение, даже отнюдь не лучшее, лишь бы «сбросить груз». Убежденный в высоком качестве нашего анализа, я воспринял уклонение Карпова от «главных путей» как ошибку, и это еще больше укрепило мою уверенность.

Понадобилось еще десять ходов, неуклонно усиливавших давление, пока я не почувствовал, что победа не за горами. Фигуры Карпова были прижаты к задней линии, и небольшое позиционное маневрирование белых должно было привести к решающему материальному преимуществу. Позже я узнал, что президент ФИДЕ Флоренсио Кампоманес устроил тогда специальное совещание, чтобы обсудить детали церемонии закрытия матча, которая должна была состояться тем же вечером. Но что можно было поделать, если казалось, что последняя партия будет продолжаться вечно? Оба кризиса разрешились в один миг, когда кто-то вбежал в комнату, где проходило совещание, и воскликнул: «Карпов сдался!»

Несомненно, это была самая громкая и продолжительная овация, которой я когда-либо удостаивался за пределами своей родины. Стены театра содрогались, а испанское телевидение прервало показ футбольного матча, чтобы переключиться на финал нашего противостояния. Я сделал то, чего не удалось сделать Карпову в 1985 году: выиграл последнюю партию, свел матч вничью и сохранил титул. Теперь у меня было три года спокойного пребывания на вершине шахматного Олимпа.

Я сошел со сцены и, тут же попав в объятия одного из своих помощников, крикнул; «Три года! У меня есть три года!» Увы, в такие минуты время не останавливается, как бы сильно нам этого ни хотелось. Три года пролетели быстрее, чем я ожидал, и нам с Карповым довелось сыграть пятый, наш последний матч за мировую корону (Нью-Йорк — Лион, 1990). Наши драматичные поединки стали частью шахматной истории — на них выросли современные поколения шахматистов.

После пятого матча, выигранного мной с минимальным перевесом, общий счет наших встреч остался почти равным. Тем не менее в каждом из матчей — в Москве ли, Лондоне и Ленинграде, Севилье или Нью-Йорке и Лионе, когда наступал решающий момент, я всегда одерживал победы. Для меня это значит больше, чем любая статистика побед и поражений. Я показывал свои лучшие результаты, когда это было важнее всего.

Эпилог

Наше представление о будущем определяется не только нашим прошлым, но и тем, насколько хорошо мы понимаем это прошлое. Я оглядываюсь на прожитую часть своей жизни, как на глобус, подаренный мне в детстве родителями. Из того, что мы ценим, в чем видим свои успехи и поражения, наше прошлое создает карту, позволяющую увидеть не только откуда мы пришли, но и куда направляемся. Самое отрадное, что будущее не высечено в камне. Благодаря собственным усилиям и проницательности мы можем формировать его по своей воле.