Иван Арсентьев - Короткая ночь долгой войны

Я пожал плечами. Почему для киносъемок выбрали именно мою персону? По выяснении оказалось, оператор не соврал. Завтра мы наносим удар по переднему краю всем полком, каждая эскадрилья выделяет специальную пару «охотников» на вражеские зенитки, а я назначен ведущим одной из таких пар. Вот почему Янковский и увязался со мной. Во время боя ему выгодней располагаться где-то в середине колонны сбоку, чтобы лучше видеть и фиксировать на пленку самые захватывающие моменты.

После ужина, до того как завалиться спать (подъем в четыре утра!), мы задержались у входа в школу, сидели на ступеньках, «травили баланду», кто курил, кто просто отдыхал. На Кубани вечерняя заря гаснет быстро и тут же небо затушевывается густой синевой. Млечная трасса сияет все ярче и неистовей стрекочут кузнечики в сухой траве. Все - как и должно быть августовской звездометной ночью.

- Я слышал, на севере звезды помельче и мерцают слабее. Отчего бы это, - не то спросил, не то так, про себя сказал кто-то. Нам, летчикам, в большинстве южанам, незнакомо небо высоких широт, помалкиваем. А Янковский, стоявший в сторонке, вдруг говорит:

- За Полярным кругом рефракция меньше, воздух ионизирован и разрежен, потому и...

Мы поворачиваем головы в его сторону: что, мол, там еще за Амундсен объявился?

- Ух, какая оригинальная информация! И где вы такое вычитали? - раздается смешок из темноты.

- Вычитал? Гм... Полярную звезду видел точно над своей макушкой.

- Вон как? А в учебнике географии для пятиклассников утверждается, будто это возможно лишь на Северном полюсе.

- Правильно. Могу подтвердить, как первый человек нашей планеты, ступивший на Северный полюс.

Вокруг захмыкали, кисло заухмылялись, стали демонстративно покашливать, кто-то согнул палец, показывая, как воспринимает слова киношника. На самом деле, за кого он нас принимает?

- Признавайтесь, вы из охотников или рыбачков?

- Доводилось и рыбачить. У берегов Японии, и возле Китая, и в других неблизких местах, а насчет Северного полюса... Как кинодокументалисту мне просто повезло: летел на самолете Водопьянова вместе с четверкой Папанина. Когда сели на лед и открыли дверь, я первый выскочил из самолета, первый ступил на Северный полюс, чтобы заснять остальных членов экспедиции, которые спускались по трапу на лед.

«Вот какой ты рыбачок!» -подумал я и спросил:

- А что вы делали в Японии?

- Десять лет тому назад мне пришлось участвовать в первом походе «Сибирякова» по Северному морскому пути. Снимал хронику. Возле острова Колючин мы попали в тяжелые льды и сломали лопасти винта. Шесть суток ремонтировались во льдах, ставили запасные лопасти. Работка - врагу не пожелаешь... А через неделю опять полетела лопасть, а потом и вовсе лишились хода, отвалился конец гребного вала. Дрейфовали дней десять, пока не подул спасительный норд-вест. Сшили из брезентов подобие паруса и поплелесь к Берингову проливу со скоростью миля в час. У берегов Камчатки встретили судно, оно взяло нас на буксир и притащило в Хакодате, Замена гребного вала в доке заняла больше двух месяцев, а я в это время знакомился с Японией.

- Гм...   Одиссея...

- Расскажите о японцах. Интересно, страна маленькая, а поди-ка! Американцам туго приходится.

Но в тот раз не пришлось услышать повествование о жизни самураев. Высоко в темном небе послышался знакомый заунывный гуд, над головой торопливо зашастали лучи прожекторов, затем ослепительно сверкнуло, раздался глухой взрыв. Фашистский разведчик сбросил ФТАБ. Зенитки открыли такую пальбу, что стало совсем светло. Град теплых осколков зенитных снарядов сыпался с шорохом на землю. Ежели мелкий стукнет по макушке, еще куда ни шло, а покрупнее - тот может не только шишку оставить... Мы убрались в помещение. Лучше слушать грохот металла по железной крыше, чем испытывать его твердость на своей спине.

...С рассветом Голубую линию крошат все наши артиллерийские калибры. Когда в воздухе появляемся мы, фашистские укрепления затянуты дымом и пылью. Я лечу справа от колонны и часто поглядываю па шевелящуюся цепь самолетов. Она, кажется, привязана одним концом к далекому мутному горизонту, другим - к дымной стене, образованной из тысяч вспышек зенитных снарядов. Они не успевают таять, сбиваются в серые копны, клубятся, протыкаемые со всех сторон пучками трасс.

Наша цель - окопы и артпозиции, по ней бить легче, чем по точечной. Самолеты головной четверки уже свалились в пике, хищный рой огнехвостых эрэсов несется к земле, стонущей от лавины бомб. Я слежу за стрельбой зениток, но сквозь полукилометровую толщу поднятого в небо праха вижу плохо. Что-то взблескивает, что-то искрится то тут, то там, а не разберешь: вспышки орудийных залпов или взрывы снарядов на земле. Колонна штурмовиков свирепо напирает, самолетов - воздух от них кажется густым. Янковский возится в кабине, бормочет - видать, работает кинокамерой. Мне его не видно. На всякий случай напоминаю, что кроме окуляра киноаппарата есть еще коллиматорный прицел пулемета...

То ли пыль поредела, то ли зрение обострилось - вижу лучше и вражеские укрепления, и зенитные установки. Пикирую на них коротко, быстро: очередь из пушек, вывод, пуск эрэса, бомба и опять в высоту. Пока все нормально, и я, как часто со мной случается, вхожу незаметно для себя в азарт охоты, меньше поглядываю за небом. А ведь твердо знаю: никаким утверждениям не верь, гляди сам в оба, и все же утреннее заверение командования: «Над вами будут барражировать истребители расчистки воздуха, асы на «аэрокобрах», которые не подпустят к вам немцев» - придает самонадеянности. И вдруг в голове как тревожное предупреждение мелькает: «Да, очевидно, асы на «аэрокобрах» барражируют где-то там, в высоте поднебесной, но за каким чертом фашистские истребители полезут к ним туда? Им нужны мы, штурмовики, уничтожающие их боевые порядки. Они следят за нашим братом во все глаза, чтобы поймать на оплошности и срубить наверняка. Летящим в составе колонны помогают соседи, но когда я обособлен, нахожусь с напарником далеко на отшибе, мы для немцев не просто цель, а мечта голубая...»

Только успел подумать - вот пожалуйста, они уже тут как тут! Стрелок напарника дает красную ракету, и я немедленно сваливаюсь на правое крыло, рыщу взглядом по задней полусфере. Та-а-ак... Пара «худых» изготовилась к атаке. Расходимся с ведомым на встречных курсах, чтобы опять развернуться друг другу навстречу. Этим маневром, так называемыми «ножницами», будем взаимно «отстригать» противника от наших хвостов. У меня в отсеке осталась бомба, избавляюсь от нее, не прицеливаясь, приказываю Янковскому:

- Закрывайте фотоателье, сзади «мессы»!