Родион Нахапетов - Влюбленный

— Папа! — обиженным голосом вдруг заявила Маша. — Почему ты меня не отдал в балетную школу, а Аню отдал?

— Тебе нравится танцевать?

— Безумно!

— Мы уговаривали тебя, но ты не хотела.

— Надо было настоять!

Кто знает, может, и надо было. Да только страстью маленькой Машульки было рисование, а не танец.

Вообще‑то, вопрос заключался не только в том, кто и что хочет. Родители стараются распознать скрытые таланты у своих детей как можно раньше, чтобы направлять их интересы в нужном направлении. Не думаю, что мы с Верой ошиблись в выборе профессий для наших девочек, но колебаний и у них, и у нас еще будет много.

Я сажаю Машу за лист ватмана и говорю:

— Машулька, хватит бегать, угомонись. Месяц прошел, а ты еще ничего не нарисовала.

— Папа, я не знаю, что рисовать.

Вечное препирательство.

— Что видишь, то и рисуй. Вот банановое дерево. Смотри, какой рисунок у листа. А вот водопад. Попробуй передать теченье воды.

Маша вздыхает и начинает рисовать, но не водопад, а своего любимца Флаша, прикорнувшего у дерева. Как все‑таки великолепно она схватывает форму и передает характер! Увлекшись, Маша переходит на других собак, благо у нас их четыре. Я любуюсь ее набросками и вижу, что она тоже довольна. Но вот до нее доносятся звуки пианино из соседней комнаты — это Катя скучает одна, Маша тут же отбрасывает листы и выбегает за дверь. В следующее мгновенье я вижу девочек, убегающих в дальний конец двора, в бамбуковые заросли. Следом за ними несутся собаки.

Каникулы были славные.

Маше так понравилось у нас, что она решила остаться, чтобы учиться в американской школе. Мы были счастливы такому повороту и отдали ее в знаменитую (по телесериалу) школу «Беверли — Хиллз 90210». Там она успешно проучилась два года.

Я сказал «успешно», хотя не уверен, считать успешными ее отметки или же реальные знания.

Столкнувшись с американской системой школьного образования, я пришел к выводу, что наша советская муштра имела больше смысла, нежели здешняя разлюли малина. Оказывается, в Америке ученик сам выбирает, какие предметы ему подходят, никто ни на чем не настаивает, полная демократия, свобода и — распущенность. Как объяснила Наташа, именно по этой причине дети берутся за ум лишь в последний год обучения. А потом, уже в колледже, нагоняют отставание. Так вот, наша резвая Маша в первый год выбрала два английских урока, два урока рисования, футбол и историю. И больше ничего. Легко и просто. Понятно, оценки по этим предметам у нее были преотличные, но движения вперед — никакого.

— Почему у тебя нет геометрии, литературы или еще чего- нибудь — поинтересней, чем просто… футбол гонять? — спросил я.

— Папа, — резонно ответила Маша. — Ну подумай сам, как я могу заниматься геометрией с моим английским?

Да, конечно, трудновато. Но тут примешивалось и другое: Маша всегда была охоча не до того, что трудно, а что весело и живо. Таков у нее характер. И все же на следующий год, когда десятый класс подошел к концу, она всерьез задумалась, оставаться ли в популярной школе и дальше бить баклуши или же поднатужиться и завершить обучение в Москве. Маша решила вернуться в Москву. Как нам ни грустно было расставаться, но все же я вынужден был согласиться с твердым и, думаю, разумным решением дочери. Школа разгильдяйства 90210 ничего Маше не дала.

С отъездом Маши наша жизнь вернулась в прежнее русло. Катя тут же избавилась от ящериц, признавшись, что они ей надоели. Дом притих. Ни танцев, ни крика, ни смеха. Мы снова чинно — благородно стали ходить в кино, читать книги, смотреть телевизор и ждать чуда.

Позвонил старый Наташин приятель Дик Робертсон, президент студии «Уорнер Бразерс» (ТВ).

— Родион, — обратился он ко мне, — хочешь встретиться с Горбачевым?

— Конечно, хочу. А где он? В Лос — Анджелесе?

— Нет, он прилетает только в конце следующего месяца. Получать какую‑то премию, награду, — не знаю. Соберется городская общественность. Горбачев — это интересно! Я уже заказал стол (как выяснилось, за 10 ООО долларов) и приглашаю тебя. Будешь сидеть за столом «Уорнер Бразерс». Идет?

— Конечно, идет!

Конечно! Ведь не каждый день удается увидеть живого Горбачева. Он — человек — легенда. Как бы я ни относился к Михаилу Сергеевичу сегодня, ореол президента Советского Союза, лидера великой державы, все еще имел магическую, притягательную силу.

Михаила Сергеевича и Раису Максимовну американцы приветствовали стоя.

Зал, в котором происходила встреча, был празднично украшен. Десятки столов, сервированных к обеду, располагались таким образом, чтобы отовсюду была видна сцена с трибуной.

Стол студии «Уорнер Бразерс» располагался рядом со сценой, так что я мог видеть Горбачева и его супругу совсем близко и аплодировал изо всех сил.

Раиса Максимовна выглядела прекрасно, как всегда, и Михаил Сергеевич нисколько не изменился, как будто он все еще был в силе и власти. Важные московские гости занимали места на сцене с таким достоинством, что мне на мгновенье почудилось, что я не в лос — анджелесском отеле, а в Кремлевском Дворце съездов, где Первый (или Генеральный, не помню) секретарь КПСС будет отчитываться о проделанной за пять лет работе.

Михаилу Сергеевичу вручили какую‑то статуэтку за выдающиеся заслуги в области экологии. Поздравлял президент организации «Зеленый крест», членом совета директоров которой являлся и Горбачев. Затем выступил он сам.

Не буду долго останавливаться на его речи. То были разумные, но очень общие слова о необходимости сохранять нашу планету в чистоте. Оберегать от загрязнения.

Михаил Сергеевич несколько раз посмотрел в мою сторону, но, думаю, не узнал. Может, «не навел фокус» или был ослеплен светом из зала или, что вполне вероятно, он вовсе не знал, кто я такой. Мне, однако, показалось, что Раиса Максимовна задержала на мне взгляд, Явно припоминая знакомое лицо.

Как только торжественная часть закончилась, я направился к Горбачеву, успев заметить, как Раиса Максимовна шепнула мужу: «Смотри, кто идет».

Горбачев, широко улыбнувшись, протянул мне руку:

— Родион? А вы что здесь делаете?

— Пришел вас повидать, послушать!

Раиса Максимовна подошла тоже.

— Миша, помнишь его в «Валентине»?

— Да, конечно. Я давно его заметил, только мне и в голову не приходило… Хороший фильм. Я помню, помню. «Валентина»… По Вампилову, да?

Подойдя к сидевшему на сцене Горбачеву, я нарушил протокол. Публика из зала решила, что им тоже надо быть посмелее, и повалила к сцене. В следующее мгновенье я оказался оттиснутым толпою.