Вера Тулякова-Хикмет - Последний разговор с Назымом

– Месье! Месье!

Ты повиновался ее голосу и доставал очередные франки. Так она продала тебе открытки с видами Парижа, Марселя, Венеции, Лондона, Токио, Ленинграда, Чикаго, а также множество картинок с автомобилями и собаками. Недели через две, проходя мимо нее дождливым днем, я увидела в ее руках новенький зонтик.

И вдруг 12 апреля! Новость: взлетел Юрий Гагарин. Все сошли с ума! Служащие гостиницы бегали к нам учиться произношению этого трудного имени. «Юрий Гагарин! Юрий Гагарин» – неслось со всех сторон. Мы кинулись к старушке и скупили у нее все газеты, чтобы скорее узнать новые сообщения и увидеть как можно больше фотографий. Так ты узнал, что первый человек поднялся в космос, и был горд, что этим бесстрашным человеком оказался коммунист. Мы, москвичи, чувствовали себя героями. Париж, который, казалось, невозможно ничем удивить, ликовал… Ты целый день работал над стихами для «Юманите», посвященными Юрию Гагарину, а поздно вечером мы сидели в редакции, где вся редколлегия дружно переводила эти стихи, которых с нетерпением ждали в типографии наборщики, с турецкого на французский.

Утром мы бросились к старушке. Она сидела за большим ярко-желтым столом, и, казалось, поджидала именно нас. Мы скупили все газеты из Москвы, где были новые фотографии Гагарина и его жены Вали, его дочек и его мамы, дома, где он родился, и еще много всяких других…

Мы прожили в Париже сорок дней. Улетали домой рано утром, и вышли из отеля прямо в предрассветном мареве. На площади Сен-Мишель сидела наша старушка, на ее столике горела свеча. Газет еще не было, и она не понимала, зачем мы пришли. Мы хотели с ней попрощаться, но она словно не слышала нас, ведь между нами стоял туман.

Через какое-то время мы снова оказались в Париже, и снова покупали газеты у старушки. Когда мы уезжали, над прилавком ее уже появился тент, а под ним горел газовый фонарь. С тех пор мы несколько раз навещали ее. Минувшей зимой, отправляясь в аэропорт, мы увидели в последний раз нашу приятельницу. Она сидела в настоящем киоске. Стены его были ярко синие, и на них пылали огромные тюльпаны.

– Такова жизнь… – сказал ей Назым.

Не знаю, как теперь идут дела у нашей старушки. Продавая свежие газеты с фотографиями «Месье» в траурной рамке, она, по обыкновению, не заглянула в них и, может быть, все еще ждет его…

Один наш итальянский друг, коммунист Гарритано несколько лет работал в Москве корреспондентом «L’Unita». И когда мы с тобой впервые вместе оказались в Италии, Гарритано повез нас смотреть площадь св. Петра в Риме. Было это в воскресенье около полудня. Мы бродили по площади перед собором, где собрались тысячи людей и сотни автомобилей. Одно из окон второго или третьего этажа здания Ватикана, выходящее на площадь, было распахнуто. Вдруг с его подоконника спустили огромное красное, как знамя, полотнище с золотой бахромой, установили суперсовременные микрофоны – оказалось, начинается воскресная проповедь.

В оконном проеме появился папа Иоанн ХХIII. Водители автомашин разом нажали на клаксоны, сотни механических сирен взвыли и долго не умолкали над площадью. Толпа мгновенно опустилась на колени, и наш друг Гарритано вместе со всеми. И только мы с тобой продолжали стоять в самой середине толпы. Люди смотрели на нас сначала с удивлением, потом с нескрываемой злобой.

– Мы не можем встать перед ним на колени, Вера. Не обращай внимания. Пусть они все нас ненавидят. Я коммунист, ты – советская женщина, и мы должны быть принципиальными до конца.

Папа говорил тихо и спокойно, без театральной аффектации, но довольно долго. Мы, конечно, ничего не понимали. Тебе зрелище быстро наскучило, и ты стал оглядываться по сторонам.

– Веруся, надо тебе все-таки читать Библию. Интеллигентный человек должен знать Библию, Коран. Ваш Лев Толстой изучил древнееврейский, чтобы в подлиннике – в подлиннике! – читать Ветхий Завет, и греческий для Евангелия.

На нас стали злобно шикать. Гарритано снизу в панике бросал на нас затравленные взгляды, пот стекал по его вискам. Ты с сожалением смотрел на толпу.

– Думаешь, они все верят в Бога? Нет, конечно. Глядят на папу просто из любопытства. Здесь почти нет итальянцев. Американцы, западные немцы, шведы и прочие… Туристы. Этот папа для них – предмет итальянской экзотики. Точно так же они смотрели бы сейчас на Джину Лоллобриджиду или Пикассо!.. А интересно, о чем сейчас Иоанн XХIII думает. Газеты писали, что он очень болен, его желудок совсем не работает… Что же, ему больше восьмидесяти… Он прогрессивный человек и очень современный папа. Мы вместе с ним работаем в движении мира. Да, Иоанн ХХIII антикоммунист, но человек реально мыслящий. Понимаешь, миленькая, движение мира не может быть сектантским, там необходимо объединение всех… Но смотри, с каким трудом он сейчас говорит. Видно, он на самом деле очень слаб. И еще он грузный, с его-то сердцем…

Папа Иоанн ХХIII говорил, простирая вперед слабые руки, не останавливаясь, подавшись вперед. Назым тоже говорил без передышки. Я смотрела на папу, слушала Назыма и ощущала в воздухе ярость всех людей вокруг нас. Какая-то женщина, стоящая на коленях у ног Назыма, сильно дернула его за полу пальто.

– Ничего, ничего, Веруся. У бедной женщины просто заболели коленки. Но если говорить серьезно, то этот папа сейчас в Италии один из самых выдающихся и светлых умов. Он, например, много сделал после последней мировой войны для смягчения отношения между Ватиканом, Францией и лично генералом де Голлем, который не мог простить предшественникам Иоанна ХХIII поддержки предателя Петена. У него огромный авторитет и широкие взгляды на искусство. Помнишь, нам говорили, что Феллини ему первому показывает свои фильмы и что папа дал команду показать его «Сладкую жизнь» в католических кинотеатрах. А ведь картина во всем новая. Говорят, он сейчас пишет хартию мира, свою энциклику. Нам, коммунистам, надо бы многому учиться у Ватикана. Смотри, какие они гибкие, как быстро улавливают современные тенденции, как тонко используют искусство, политику, меняющиеся нравы и даже технику. Уверен, что лифты в их соборах ломаются реже, чем в наших столичных гостиницах.

Наконец папа прощается. Мы идем в толпе под недобрыми взглядами рядом с понурым Гарритано к его маленькому «фиату». Гарритано неловко перед тобой, что стоял на коленях. Он оправдывается, говорит об итальянских традициях, которые ничего общего не имеют с религией.

– У нас считается, что воскресная проповедь и благословение папы приносят удачу…. Даже вступление в брак без венчания для итальянца просто не будет считаться… И все коммунисты проходят через этот ритуал… Это обычай, не больше… Не так легко все отменять идеологией…