Станислав Ростоцкий. Счастье – это когда тебя понимают - Марианна Альбертовна Ростоцкая
Из интервью
В деревне к настоящему хозяину всегда относились с уважением. Об этом и в нашей картине есть. И зависело это только от того, каким способом добро нажито – трудом праведным или неправедно. Помню, в деревне Киржач, что на границе Владимирской области, где я подолгу жил в детстве и юности, раскулачили троих, было в деревне дворов 40, в основном середняки, кроме крестьянского дела, мужики плотниками и столярами-краснодеревщиками были. Так вот у тех троих – я и фамилии их до сих пор помню: Павловы, Титовы и Буровы – семьи большие были и сыновей много, и избы у них были крупные – пятистенки, до сих пор стоят, а хозяев отправили тогда в места не столь отдаленные. Только один вернулся. Так вот это были самые крепкие мужики и хозяйничали прекрасно. Их все уважали. А другая семья была бедняцкая, у них, помню, и дом-то в землю ушел, и фамилия была Спичкины, бездельники были, их жалели, но не уважали.
…Можно так и сяк рассуждать о русском крестьянине, но я одно знаю: всю жизнь, сам голодая, живя в самых некомфортных условиях, он во все времена всех нас кормил. Без кино все же прожить можно, а без хлеба нельзя, хотя и то правда, что не хлебом единым жив человек.
Я считаю, что, пока мы не решим проблемы деревни, мы никаких других проблем не решим. Единственное, с чем я не совсем согласен, – все можно решить фермерством. Конечно, я за то, чтобы рождать и учить хозяйствовать своих фермеров. Но это ведь так непросто. Потому что нужно, чтобы условия этому способствовали и соответствовали, чтобы фермеры поверили в свое будущее.
Вспоминаю одного мужика, моего друга в деревне Терехово под Рязанью, наш Кузькин тоже родом оттуда. Было это при Маленкове, когда вышло послабление по поводу личного подворья. И вот мой «Кузькин» сразу завел и корову, и овец, и свиней, и гусей, и мы вместе радовались. А на следующий год приезжаю – ничего нет. Всех, говорит, порезал; дети в городе, разве ж нам вдвоем с женой управиться, да и корма где брать?
Помню, как говорил в Киржаче со старой доброй знакомой Анной Филипповной, было это при Хрущеве, когда всем приказали кукурузу сеять. «Ну и как?» – спрашиваю. «Да как? – отвечает. – Хорошо! По 15 коп. за сотку платят». «А растет?» – спрашиваю. «Не, не ро́стет, совсем не ро́стет». Это до чего же потомственного крестьянина надо довести, чтобы он 15 коп. радовался за то, что без толку в землю зерно кидает.
Если фермер начнет страдать от того же самого, от чего страдают колхозы, – ничего не получится. Ведь даже и при чиновничьем произволе есть разные хозяева и разные колхозы. И труднее всех жизнь у хороших колхозов и хороших председателей. Разве это дело, когда у хорошего колхоза, все выполняющего, то, что произведено, берут по более низкой цене, чем у колхоза, где удои и урожаи ниже? Да еще дают миллионные дотации, чтобы он не загнулся совсем. У кого хотите отобьют охоту хорошо работать. Мы это все во время съемок под Вязниками воочию наблюдали. И это во время перестройки.
Я думаю, что есть некий коллективизм в самой основе крестьянского труда. Помню сенокос в деревне – было это в детстве, до коллективизации. По удару колокола распахивались все ворота, и из них вылетали кони с телегами. У лошадей в гривах ленты, а на телегах мы, мальчишки. И все скачут туда, где уже ждут скошенные копны. И начиналось соревнование в мастерстве, кто раньше всех первый воз навьет (не социалистическое соревнование). И воз должен был быть еще и самым красивым. А потом – слава победителю, песни, пляски.
Мы много последнее время говорим о наших долгах деревне. Вроде и вкладывали туда немало, но все как-то без толку. И я не об этих долгах – материальных. Мы деревне должны морально. Я, может, и картину-то потому делал, чтобы хоть немножко отдать эти долги. Ведь на таких людях, как Кузькин, в годины самых страшных испытаний держалась и держится наша страна. Вот такому Кузькину хочется в душе памятник поставить.
…И все-таки, мне кажется, труд деревенский всегда коллективным был, даже во время единоличного хозяйства. Наверное, иначе и нельзя. Поэтому я бы не отрицал так абсолютно, пусть и колхозы будут, ведь тем председателям, которые свои колхозы до ума довели, тоже нелегко было – сколько они перестрадали за народное дело. Самая большая драма – когда человек не видит смысла в собственном труде. Когда он отлучен от результатов этого труда. Ведь посмотрите, что творилось, да и творится.
Как-то разговаривал я с тогдашним Министром финансов Гарбузовым, он меня просветил, сколько государство доплачивает из госбюджета за каждый килограмм мяса, за каждый литр молока, за каждое яйцо. Я его по наивности спрашиваю: «А где же вы эти деньги берете?» А он объяснил: «Ты машину за сколько покупаешь, или холодильник, или велосипед? А знаешь, сколько они на самом деле стоят?» И оказалось, что почти в 10 раз
