Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»

В тот день я приехал на работу очень рано — часа в три. Была назначена «репа» (репетиция). Следовало навести блеск на два свежайших шлягера, которые вот уже полгода как беспрерывно заказывали посетители. Мы, конечно, играли, но неуверенно, на слух и, как говорится, на «глухо-немецком» языке. На этот раз руководитель Гриша должен был привезти фирменную запись и слова, списанные с плёнки его другом — хорошим переводчиком. Речь шла о песнях «Una paloma blanca» и «Lady bamp». А то до этого мы пели: «Унапалона бланкат шмар ди комтуре тапа», — что хавалось на ура, но у музыкантов же должна быть хоть какая-то совесть.

Я вышел из левой машины, которую поймал у метро «Тушинская», и поднялся на второй этаж низкого двухэтажного здания, где размещался один из немногих тогда загородных ресторанов — элитный кабак «Старый замок». С гордостью окинув взглядом уютный зал с богатой аппаратурой, я присел за столик к моим друзьям, которые за кофе коротали время в ожидании репетиции. Кто бы мот подумать, что это наш последний день в «Старом замке».

Раньше на первом этаже ресторанного здания была столовка, и окрестные работяги в ватниках и сапогах, распивавшие там портвешок под пельмени, при желании и наличии минимума средств после шести вечера беспрепятственно поднимались наверх и автоматически облекались новым статусом крутых-деловых завсегдатаев почти ночного(!) загородного кабака.

Но так было до нас, и именно такую ситуацию полтора года назад мы и застали, впервые приехав в этот ресторан, чтобы рассмотреть предложение стать штатным ансамблем пока еще не раскрученной, но многообещающей новой точки.

В зале орала блатная магнитофонная музыка, воняло мокрой рабочей одеждой, плохими папиросами, вообще всё было в дыму — не курила только кудлатая собака, лежавшая у порога. Пьяные официанты, по внешнему виду ничем не отличавшиеся от посетителей, разносили некое подобие шашлыков (кухня там считалась кавказской) и танцевали с немногочисленными дамами — если их, конечно, можно было так назвать.

Но само помещение было свеженьким. Грузин-дилетант с труднопроизносимой фамилией, которому полгода назад отец на тридцатилетие подарил этот кабак, по слухам, вложил в ремонт и интерьер пятнадцать штук баксов — тогда они назывались гринами, а пятнадцать — это было много. Я никогда не бывал в грузинских замках, поэтому с большим интересом осматривал уродливую чеканку, мохнатые шкуры, цепи и топоры пожарного вида, которыми был щедро декорирован основной зал. Как бы то ни было, но ресторан находился всего в четырех километрах от МКАД по Волоколамке, имел удобную площадку для автомобилей потенциальных посетителей и крышу местного райпо. А пьяный официант с фингалом Костя поведал, что рядом есть удобная дорога, по которой на обратном пути можно объехать тушинский пост ГАИ, известный на всю Москву своими антиалкогольными зверствами.

Короче, тема была вроде бы стоящая, и после полутораминутного обсуждения мы взялись за дело. За какую-то неделю и три бутылки коньяка хозяина удалось убедить, что перед ним самая лучшая в Европе и широко известная в мире команда по раскрутке новых кабаков. Для этого было устроено несколько встреч и организована серия звонков типа: «А чё, правда, што ли, у вас Вишельский (фамилия руководителя) выступает? Круто!», или: «За сколько недель надо столик заказывать Вишельского послушать?», или: «А пятихатку грин в натуре хватит вдвоём с мочалкой посидеть?».

Одним словом, Тенгиз сказал: «Фас!»

Первым делом мы потребовали рассчитать большую часть старых официантов, взять несколько новых с нашей подачи и всем пошить одинаковую спецодежду. Так и было сделано, правда, где-то неделю мы отмазывали хозяина от сбившихся в организованную банду уволенных халдеев, пока двухметровый друг Гришки Марик — новый и единственный в мире еврей-швейцар-вышибала — их однажды не поймал и двоих не убил. Потом на второй этаж устроили отдельный вход, где за солидной дверью с глазком в умопомрачительном костюме и при чумовых часах окопался тот же сладкий Марик.

Чуть раньше мы перевезли аппаратуру и договорились с простодушным Тенгизом закрыть ресторан недели на две. За это время оркестр собирался отшлифовать специально для этого ресторана подобранную программу, кухня должна была научиться готовить несколько новых фирменных блюд в стиле Средневековья, а оставленные на работе за благообразность официанты из старого состава обязались под присмотром пришедших профессионалов освоить непринуждённое отнимание денег у будущих крутых клиентов.

Новое меню разрабатывал лично я. На тарелку с невразумительными биточками, подававшимися под видом люля, я предложил устанавливать изготовленную из четырёх хрустящих хлебцев башню. Горячим ножом в хлебцах проделывал ось окошко, внутрь вставлялась свеча, и «башня» подпиралась двумя свиными сардельками. Это небесной красоты блюдо я проименовал «жаркое по-рыцарски», а те же сардельки, только в отдельной подаче с горошком, стали называться колбасками из вепря «а la Brian de Buagilber» — я не поленился освежить «Айвенго».

Работа кипела. Выпускник Строгановки Гришка разработал проект скатертей и салфеток со средневековыми готическими надписями «Desdichado», а дважды лабух. Советского Союза незамысловатый гитарист Саха предложил подавать шашлык на оперённых робингудовских стрелах. Правда, Вншельский ему посоветовал лучше пойти подучить гармонию «АхОдессы-жемчужиныуморя». В общем, все эти две ноябрьские недели мы вечерами приезжали в ресторан, где каждый усиленно занимался своим фронтом работ. У окна сидела дежурная наблюдательница из посудомоек и внимательно следила за подходами к кабаку. Увидев фары заворачивающего в наш тупичок автомобиля, она подавала знак, и мы бросались к инструментам. Двое-трое официантов подходили к задёрнутым шторам и устраивали теневой театр, изображая танцующие в вихре веселья пары и снующих по залу себя, еле-еле успевающих разносить потребованные взыскательными клиентами яства. Позже бас-гитарист предложил не играть, а громко заводить магнитофон с нашим же творчеством, тогда освободившийся я в контрольные моменты начинал бегать по залу, звенеть бокалами и дурным голосом кричать «Горько!» или «Гость из солнечной Абхазии приветствует дам из Московского дома моделей!».

Из дорогих машин вылезал «солидняк», подняв голову, заинтересовывался вакханалией элитного отдыха и подходил к насмерть закрытой двери с вбитыми в неё навсегда хромированными буквами «мест нет». Надпись у «крутизны» вызывала лишь кривую ухмылку, но после настойчивого стучания появлялся вальяжный Марик, который в изысканных выражениях объяснял, что в этот ресторан записываются за полгода или в крайнем случае выигрывают места в лотерею «Спринт». При виде того, как их разочарованные спутницы, кутаясь в дорогие меха, капризно надували губки (Ну, пусик, что за дела-а-а?!). кавалеры доставали устрашающих размеров лопатники и махали ими перед носом импозантного Марика. Можно себе представить, с какими искушениями приходилось бороться несчастному, но при всём желании, кроме строгого лица, сделать он ничего не мог. Единственное, что, наверное, сохраняло ему душевное здоровье. — это обещание самому себе отбиться в полный рост, когда ресторан действительно откроется.