Жили-были… - Сергей Иванович Чекалин
Но к маме это не относилось, план она выполняла и перевыполняла, в её магазине товар был нужный и востребованный. Ей бы теперь, в наше рыночное время, можно было бы применить свой талант.
Эта работа в магазинах не для слабонервных, а мама, пожалуй, такой и была. Я просто знаю, что в Красном Кусте (в Полетаевском сельпо), а особенно в Узуново, продавцы магазинов частенько собирались на личные и общественные праздники, с выпивкой, конечно. Мама несколько пристрастилась к алкоголю, а потом стала частенько прикладываться к рюмке даже и не по какому-то поводу, а уже по охоте, тем более, что дома у нас спиртное было всегда, не переводилось: отец с матерью для личных нужд гнали самогон, да иногда и вино делали. И уже после смерти папы в апреле 2005 г. мама иногда выпивала довольно крепко. Даже Миша, приезжавший её навестить, возмущался этим. Но, говорил, что я могу сделать. Уеду, а она найдёт что выпить и с кем. Но это не к слову о таланте. Но и до 2005 года помню случай с Верой и Колей. Мы тогда летом жили в Узуново, в своём домике. Отец находился в госпитале (полагаю, что это был 1988 или 1989 год; разболелась у него нога, я его и отвозил на электричках в госпиталь под Крюково). Что-то у нас с Мариной не получалось остаться в Узуново (вероятно, я был на практике, а Марина повезла в Москву свои федоскинские поделки-сувениры), поэтому Вера и Коля на одну ночь пошли к бабушке переночевать. Но это и не получилось, поскольку она была не совсем трезвая и даже оставила включенным газ. Дети ушли и ночевали в нашем домике одни.
И другой талант либо не талант, не важно. Мама писала стихи. Помню её общую тетрадку в Красном Кусте, в которую она их записывала. Мама посылала свои стихи в редакции газет, журналов, но, естественно, их не публиковали, поскольку были они написаны «бедным языком». А для меня, например, совсем не важно, примитивного содержания эти стихи были или «бедным языком» написаны. Важно то, что человек делает это от души. Жаль, что не сохранилась та далёкая мамина тетрадь. И те стихи свои мама вряд ли помнила, когда была живая…
Когда я в декабре 1979 года сломал ногу (мы жили семьёй в то время в строениях двора дома № 76 по улице Пятницкая, во дворе и Филиала Малого театра, что на Ордынке), то меня на четыре месяца упаковали в гипс. Занялся таким хобби: изготовлением из серебра разных ювелирных украшений (в основном — кольца и серьги). Получалось, вероятно, не очень плохо, поскольку моя родня, которым я их дарил (жене Марине жене, тёще Ольге Идьиничне, сестре Вале, маме), их не стеснялись носить. Так вот, как-то мама мне пожаловалась, что её серебряный крестик постоянно чернеет. Я сделал ей серебряный крестик красивой формы (списанной с нашего золотого крестика), но без изображения Иисуса Христа. Серебро было очень чистое, вероятно, близкое по пробе к 95 %, поскольку оно не чернело. Подарил его маме. Ей этот крестик понравился, потом она говорила, что с ним всё нормально, не чернеет.
Мама вышла на пенсию в 1984 г. Стала она и «Ветераном трудового фронта» по тому, военному времени. И это надо было доказать, что во время войны она работала в колхозе. А какие там документы остались? Журналы с палочками трудодней, что ли? Но, оказывается, для подтверждения этого достаточно было заверенных в сельсовете свидетельских показаний. Хорошо, что нашлась живая древняя свидетельница, да ещё и в здравой памяти. Такие же подтверждения получили потом и сёстры матери, Александра и Мария Сергеевны.
Мы с Мариной ездили к маме в гости в 2010 г. Жарко было, кругом всё горело. Известный страшно дымный год, вернее — засушливое лето. Поехали на кладбище в Подхожее, где похоронен отец. Было это 18 августа, перед Яблочным Спасом (праздником Преображения Господня), уже после смерти 9 августа Ольги Ильиничны, Марининой мамы. А в августе, 27 числа, к ней приехали на праздник Успения Пресвятой Богородицы моя сестра Валя с мужем Колей и семьёй их сына, Саши, с женой Олей и сыном Костей, совсем ещё маленьким. Ехали они из Дмитрова долго, пробки на дороге были страшенные. Мама очень за них беспокоилась, мне звонила, спрашивала, что делать. Это и ускорило, вероятно, её последующее заболевание — инсульт. Пролежала недвижимой почти две недели. Сначала, на неделю, остались с ней Валя и Коля. Потом попросили побыть с ней её двоюродную сестру, Татьяну Юрьевну Рыссак. При ней мама и умерла 6 сентября 2010 г. Татьяна в этот же день уехала домой, а на похороны 8 сентября снова приехала. Отпевали маму в квартире, в которой она жила. Пришёл поп с сыном, настоятель новой Никольской церкви села Узуново. Похоронили её тоже в Подхожем, рядом с мужем, Иваном Васильевичем.
Вместе с ней осталось и моё изделие — серебряный крестик. Мы не стали его заменять на другой.
На обратном пути в Москву мы взяли с собой Татьяну Юрьевну, заехали по пути на нашу дачу, я должен был остаться на ней, а Марина с Таней поехали в Москву.
А теперь вернёмся в далёкое время начала 1940-х годов, в тёмную землянку в Свободном Труде, что был в своё время в Тамбовской области, в Полетаевском, Токарёвском, Жердевском, а потом уже окончательно — Токарёвском районе. Да уже при последнем переименовании на Токарёвский район Свободный Труд и не существовал. (Миша, я и Валя, 1947, 1949 и 1956 гг. рождения, родились в Полетаевском районе, а с 1958 года Полетаевский район упразднили и объединили его с Токарёвским.) На печке лежат «девки», Зинка, Шурка и Маруська, шепчутся о чём-то своём, хохочут, ждут с работы мать. Не дождутся, заснут и видят сны, им ведомые. И по прошествии многих лет соберутся те же
