Крисанн Бреннан - Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом
После недели обучения в вальдорфской школе вся жесткость, которую Лиза накопила, чтобы защитить себя от душевной боли, причиненной в «лучшем детском саду в Пало-Альто», выветрилась из нее. В прошлой школе «лучший детсадовский учитель» поощрял детей игрушками, чтобы заставить их читать, и это создавало конкуренцию. Лиза, которая по своей природе обладает очень сильным духом соперничества, была не готова читать, и она начала придираться к более слабым детям в классе, вероятно, из-за того, что чувствовала себя ущербной. В этом поведении я увидела черты Стива, и это насторожило меня: у них обоих так хорошо получалось соревноваться с другими. Тем не менее, когда Лиза оказалась в вальдорфской школе, она превратилась в самую милую, добрую, счастливую маленькую первоклассницу. Это была школа, которая содействовала формированию у ребенка целостной личности, где в классе и на игровой площадке поощрялись любовь и уважение. Это была настолько хорошая школа, что Лизе и ее друзьям не нравились перерывы на каникулы, поскольку они не хотели расставаться друг с другом.
В течение нескольких месяцев после перехода Лизы в вальдорфскую школу Стив наконец-то увеличил объем ежемесячных выплат, чтобы мы могли переехать в прекрасный многоквартирный дом в Пало-Альто. Он был так надежно построен и хорошо спроектирован, что возникало чувство настоящего дома. Мое душевное состояние улучшилось, и возникло ощущение безопасности и общего благополучия. Тем не менее мне часто не хватало денег на еду, оплату жилья и учебы Лизы в частной школе, не говоря уже о покупке мебели и новой одежды.
Вернувшись из Тахо, я нашла работу фрилансером – готовила рисунки для журнала, а также для книги об английской оккупации Китая. Мы так часто меняли место жительства, что заполучить работу на полную ставку было проблематично, а еще я не хотела оставлять Лизу на сорок часов плюс то время, которое я бы потратила на поездки до места работы и обратно домой. Я считала своей работой заботу о Лизе и добавляла к ней, в тех случаях, когда мне удавалось ее найти, подрядную работу по подготовке рисунков. Я также убиралась в домах, чтобы заработать дополнительные деньги, следить за своим временем и встречать ее после школы.
Однажды Стив попросил секретаршу позвонить мне и узнать, не хотим ли мы с Лизой посетить мероприятие Apple. Очевидно, когда мужчина вкладывает в свою семью деньги, он начинает больше интересоваться важными вопросами. Это приглашение дало мне понять, что Стив хочет видеть Лизу частью своей жизни. Я стремилась поддержать его усилия, чтобы он также чувствовал уважение и связь с Лизой. Я забрала ее на день из школы, и мы пришли и сели в передней части огромной аудитории, полной поклонников Apple, чтобы посмотреть открытие. Растерянной Лизе было некомфортно и непривычно видеть отца на сцене. Для меня это оказался новый опыт. Стив тараторил как пулемет, и, казалось, надо превратить уши в две параболические антенны, чтобы ухватить суть его слов и поспевать за скоростью его мышления. В его презентации не было ни одного лишнего слова или неверного звука. Она стала головокружительным потоком чистого контента. Неудивительно, что люди так им восторгались! Уже взрослой Лиза рассказала мне, как тревожилась в тот день. Кажется, маленькую девочку слишком удивило то зрелище. Мне следовало тогда это понять. Разными способами много лет я пыталась объединить их друг с другом с самыми лучшими намерениями, хотя все вечно получалось не так, как я хотела.
После мероприятия Apple я вернулась к вальдорфскому сообществу, чему очень радовалась. Эти умные и чуткие люди хотели узнать, как все прошло. Я была счастлива, что о Лизе так обстоятельно заботятся, что теперь у нас есть круг общения и я больше не наедине с проблемами. Я могла поделиться эмоциями и информацией. Эти люди были интересными и проявляли интерес к нам.
* * *Позже Стив пригласил нас на завтрак в свой дом в Саратоге. Было утро субботы, и я купила по пути к нему ягод. Его дом поражал красотой и размерами. Красота дает мне прилив сил, однако мы с Лизой жили настолько близко к состоянию нищенствования, что красота, с которой я не сталкивалась уже длительное время, потрясла меня, потряс этот дом с фотографий в Time. В сознании Стива все было очень просто: он имел право на все это богатство. А мы нет. Я подавила порыв гнева: проще сдержаться, чем ругаться с ним. На кухне я указала на кофеварку эспрессо и сделала какой-то едкий комментарий, чтобы смягчить свое горе. Он сказал: «Я больше никогда не буду ее использовать», намекая на то, что он и эспрессо не слишком хорошо сочетаются. Да уж! Затем он показал нам прочее убранство двухэтажного дома. Ему установили сауну, и он объяснял, как важно для него расслабляться. Его непринужденное безразличие к нашим потребностям заставило меня чувствовать нас сиротами.
После завтрака из ягод, орехов, домашнего хлеба с джемом и свежевыжатого апельсинового сока мы отправились на прогулку, и Стив начал возбужденно рассказывать мне, что он нашел свою мать. А найдя, узнал, что у него есть младшая сестра c растрепанными волосами рыжего цвета и она – писатель, живущий в Нью-Йорке. По его жестам мне представилось темно-рыжее афро.
Я заслушалась его, и мы остановились. Так как мы стояли, Лиза попробовала залезть на двенадцатифутовую ограду вдоль мощеной дороги. Мы стояли в тени, а ограда скрывала чей-то задний двор в богатых окрестностях Саратоги. Солнечные лучи, падающие на листья, лежащие на заграждении, делали его похожим на окно с цветными стеклами. Я понимала, почему она хочет на него залезть. Сама Лиза была ростом сорок пять дюймов и могла подняться лишь на четыре-пять футов, прежде чем отходила и пробовала снова. Это была благородная попытка. Я держала руки вытянутыми, чтобы защитить ее от возможного падения, пока Стив продолжал говорить. Он сказал, что его сестру зовут Мона: прекрасное, старомодное имя, и я подумала, что у их матери была поэтическая жилка. Однако еще это созвучно с «моно»: один ребенок. Интересно, как бы она назвала своего сына, если бы оставила его. Уж точно не Стивом, с этим электризованным звуком эс.
Стив рассказал мне, что его родители поженились после того, как его усыновили. Он говорил без остановки, я почти не успевала задуматься, что это значило для него. Когда человек не делает пауз в повествовании, это свидетельствует о стремлении минимизировать влияние более фундаментальной реальности. Сейчас воспоминание о горечи его потери почти парализует меня. Как он смог жить с таким знанием и чувством того, что его бросили, которое должно было возникнуть в нем? В то время отдельные журналисты писали о том, как гиперактивность в Кремниевой долине была связана со стремлением избежать чувств, возникающих по поводу смерти. Думаю, в случае Стива речь скорее шла об уклонении от чувств, связанных с рождением и с матерью. Может быть, это все одно и то же.
