Роберт Мейсон - Цыплёнок и ястреб

— Ты не… больная, — я показал ей между ног, — да?

— Я? — ее лицо выразило боль. — Я? Не говори глупости. Я не больная.

— Чего я не могу, так это подцепить триппер, — сказал я.

— Вообще, — обиделась она, — я почти девственница.

Только я заметил, что наступила тишина, как меня толкнул Реслер:

— Боб, — прошептал он, — медсестры прибыли.

Полковник появился без предупреждения, зайдя через заднюю дверь и сопровождая обещанных медсестер. Я уверен, они и не подозревали, что стали источником того вдохновения, которое и воздвигло этот клуб. Похоже, им было невероятно неловко. Весь клуб молча вперил взгляды в четырех старушек, носивших форму высокопоставленных офицеров медицинской службы. Тут было отчего занервничать.

Старушки уселись за столик рядом с полковником. Музыка продолжала играть. Возникли два пухлых лейтенанта. Я продолжал глядеть на дверь, ожидая, кто войдет следом. Но это было все. После долгой минуты это понял каждый. Разговоры возобновились.

— Должны же быть в этой ебаной дивизии настоящие медсестры, — прорычал Коннорс. Банджо хохотал, утирая слезы.

— Они медсестры, — сказал Реслер.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — сказал Коннорс. — Медсестры, понимаешь? У медсестры сиськи торчат вверх. А не свисают вниз. Блин, моя бабушка и то симпатичней.

Полковник оглядывался по сторонам, а его помощники переговаривались с медсестрами.

— Леди, — пьяный уоррент-офицер вышел вперед и вежливо поклонился медсестрам. — Дженнлльмены… — он кивнул лейтенантам. — Сэр… — новый поклон.

Полковник одарил уоррента очень неприятным взглядом. Медсестры рассмеялись. Когда уоррент повернулся, чтобы уйти, полковник несколько расслабился. Но в тот момент, когда наступила тишина и каждый взгляд был прикован к этой сцене, пьяный перданул с таким звуком, что у всех замерло сердце.

Полковник, его люди и медсестры подскочили. Побагровевший полковник начал подниматься из кресла, вероятно, чтобы убить наглеца. Но вдруг в клубе вновь стало шумно. Все хохотали. Каждый чувствовал себя, словно честь так пердануть выпала ему самому и полковник это понял. Он беспомощно осел обратно в кресло. Медсестры объяснили, что им пора обратно, и прямо сейчас.

Фаррис сказал:

— Пожалуй, вам, ребята, хватит пить и пора по домам. Завтра у нас большое задание.

Оно не было особо большим, просто долгим. Когда я вернулся из отпуска, мы выполняли ежедневные задания в горах, в сорока и пятидесяти милях к северу от Анкхе. Каждый день, с 05:00, мы брали на борт «сапог» в зоне «Гольф» или в точке дозаправки, доставляли их в горы, высаживали в разных зонах, а потом забирали раненых и убитых у патрулей, которые уже были развернуты.

Для пилотов все это было не слишком плохо. Нас не убивали. «Сапоги», однако, хотя и не оказывались побеждены, несли потери от постоянного снайперского огня и коварных мин-ловушек.

После недели перевозок раненых и мертвых пол и переборки грузовой кабины здорово испачкались. Под сиденьями собралась засохшая кровь, а к металлу прилипли всевозможные клочки мяса. Когда становилось совершенно необходимо отмыть вертолет и вывести запах, пилот делал заход на мост, ведущий к Анкхе и сажал машину в воду.

Помывка «Хьюи» вызвала к жизни новую индустрию среди жителей Анкхе. Стоило нам приблизиться к мосту, как местные ребятишки сбегались к песчаным отмелям, готовые поработать.

Единственное, о чем нам приходилось беспокоиться, так это о том, чтобы не залить электронику. На все остальное ниже уровня пола вода не действовала. Я зависал над отмелями, держа полозья под водой, пока не находил место с нужной глубиной. Если вы следите за рулевом винтом, то все это безопасно. Стоило двигателю умолкнуть, как ребятишки хватали щетки и ведра и принимались отскребать машину. Борттехник, как правило, снимал сиденья, чтоб было удобней.

Я снимал ботинки и носки, клал их на верх приборной панели, закатывал штанины и добирался до берега. Пока я стоял на отмели, борттехник наблюдал, как идет дело, а основную часть работы выполняли мальчишки. Они даже забирались на крышу и заливали воду в выхлопную трубу — совершенно ненужный признак усердия.

Это был не единственный бизнес, процветавший на отмелях. Во-первых, была еще и «Кока-Кола». Во-вторых, русалки. Кока-кольное дело шло на эксклюзивной территории. Девочку, работавшую там, где я обычно приземлялся, звали Лонг. К отмелям летать приходилось часто и мы хорошо знали друг друга.

Лонг было лет десять, ее черные волосы спускались до талии. Глаза у нее были черные, а кожа темнее, чем у большинства вьетнамцев. Очень славная, радостная маленькая девочка.

— У тебя есть жена? — спросила она, когда мы встретились впервые. Я сказал, что да.

— Она такая высокая, как ты?

— Нет, у нее рост до моего подбородка.

— Ой, какая высокая. А у нее волосы на руках, как у тебя?

— Не как у меня, как у тебя, — и я легонько погладил пушок на ее руке.

— О, это хорошо, — и она засмеялась. Ей не приходилось видеть европейских женщин.

За несколько месяцев мы стали друзьями. Обычно, пока «Хьюи» отмывали, Лонг усаживалась рядом со мной на песчаном берегу и говорила о том, как будет хорошо, когда война закончится. Она считала, что это будет очень скоро. Вокруг ходили слухи о начале мирных переговоров.[41] Она не могла представить, что ВК способны победить солдат, марширующих по небу.

Когда вертолет был отмыт, борттехник, как правило, давал ему немного просохнуть. А потом раздевался и отправлялся «поплавать». На такое спортивное и оздоровляющее поведение его вдохновляли девушки постарше, которые оккупировали островки ниже по течению и изображали из себя русалок.

Русалки появились на реке на следующий же день после того, как из-за высоких показателей социальных болезней генерал закрыл Анкхе. Пока близ города строилась деревня, управляемая американцами и пользующаяся дурной славой, русалочий бизнес процветал. Сам я никогда не отдавался на волю течения, но судя по тому, что видел, и в самом деле получалось очень неплохо.

Рано или поздно вертолет просыхал, а борттехник возвращался с улыбкой на лице. Лонг поднималась, чтобы попрощаться. Стоя, она была всего на несколько дюймов выше меня, когда я сидел.

— До свиданья, Боб. Всего хорошего, — и она, улыбаясь, бежала продавать свои товары к другим «Хьюи», садившимся на отмелях.

Когда я вел машину к реке, то обычно пытался научить борттехника элементарным приемам пилотирования, чтобы если пилота ранят, он мог взять управление и опустить вертолет на землю, как говорится, одним куском. Результаты разочаровывали, потому что для их достижения никогда не хватало времени. Как следствие, мне ни разу не попался борттехник, который сумел бы выполнить самый рудиментарный заход.