Виктор Васильев - Загадка Таля. Второе «я» Петросяна

Несмотря на размеренное спокойствие дебюта, Петросяну удалось получить преимущество. Белые ладьи, ферзь и конь держали под неослабным надзором так называемые висячие пешки. Но преимущество это было, если можно так выразиться, обоюдоострым, потому что, как остроумно заметил Бронштейн, никогда не знаешь, о чем они там шепчутся, эти висячие пешки, и какая из них намерена пройти вперед, а какая — остаться в тылу для подстраховки.

На этот раз пешки шептались, как видно, о своей горькой доле. Петросян разменял ферзей, получил лучший эндшпиль и заставил одну из висячих пешек двинуться вперед, после чего они сразу потеряли свой гордый вид. Оказавшись перед перспективой постепенного, но неизбежного удушения, Спасский пожертвовал пешку и дал своим фигурам приток свежего воздуха.

В этот очень ответственный момент Петросян не использовал всех своих возможностей, хотя, как он сам считает, его задача была в действительности значительно сложнее, чем это казалось со стороны. Все же партия была отложена в трудном положении для претендента, но при доигрывании он превосходно защищался и добился ничьей.

И в следующей партии Петросян очень долго держал Спасского в тисках. Играя черными, чемпион перехватил инициативу, и соперник вновь счел за благо пожертвовать пешку, чтобы получить возможность свободнее распоряжаться своими фигурами, а также поискать шансы в стычках на королевском фланге.

Строго говоря, эта жертва была некорректна, однако Спасский уже успел почувствовать, что как ни парадоксально, но напряжение старта позволяет ему иногда переходить грань дозволенного. Потому что время ответственных решений еще не пришло, и на этой стадии матча Петросян предпочитает вернуть лишнюю пешку обратно либо отказаться от попыток ее использовать, только бы не дать противнику в руки опасную инициативу. Словом, пока счет не открыт, и угроза первого проигрыша продолжает висеть над обоими, можно слегка поиграть с огнем.

Заимев пешку и получив объективно выигранную позицию, Петросян затем допустил несколько неточностей, но и после этого сохранял большие шансы на выигрыш. Однако он попал в цейтнот, и Спасский отлично воспользовался этим, неожиданно обострив игру. Петросян нашел ход, гарантировавший ничью, но не нашел хода, оставлявшего ему лишнюю пешку в простой позиции.

В третий раз претендент прогулялся по краю пропасти, и в третий раз все обошлось благополучно. Но долго ли может так продолжаться?

Четвертая партия уклонилась от ответа на этот вопрос, ибо, в отличие от двух предыдущих, протекала сравнительно спокойно. А пятая не могла ответить по той простой причине, что по краю пропасти ходить пришлось уже чемпиону.

В пятой партии Спасский наконец-то завладел инициативой и получил подавляющую позицию. Но то самое напряжение матча, которое до сих пор так преданно выручало претендента, теперь вдруг обратилось против него. У матча, оказывается, было чувство сострадания: психологическое напряжение всегда становилось на сторону того, чьи дела шли хуже.

Воспользовавшись неточной игрой Петросяна в дебюте, Спасский сильно стеснил фигуры черных. Теперь уже Петросяну ввиду угрозы полного удушья пришлось пожертвовать пешку, чтобы хоть чуть-чуть освободиться. Это было правильное и мужественное решение, но у Спасского образовалась лишняя пешка в лучшей позиции — чего еще можно было ему желать?

Как кипело и бурлило в эти минуты пресс-бюро!

— Горит! — воскликнул гроссмейстер Котов, обрадованный, по-видимому, тем, что серия ничьих кончается и в очередном обозрении можно будет кое о чем порассуждать.

— Пока еще не горит, но уже тлеет, — поправил его Таль.

А мастер Головко, разговаривая по телефону с редакцией «Красной звезды», оценил позицию чемпиона мира как безнадежную.

Эта оценка была очень близка к истине. Не известно, тлела ли позиция или действительно горела, но так или иначе, а дым шел.

Но только пламя сквозь него так и не пробилось! В тот момент, когда требовалась лишь техническая четкость, Спасский заволновался. Пока Петросян обдумывал свои ходы, Спасский нервно вышагивал по сцене, наморщив лоб и выпятив вперед губы. Он должен был сейчас не только выиграть свою первую в жизни партию у Петросяна, но и захватить инициативу в матче, что могло иметь далеко идущие последствия.

И поза, и походка Спасского выдавали бурлившие в нем чувства. Обычно сдержанный, умеющий владеть собой, он оказался полностью во власти эмоций. И главной из них было нетерпение: ведь казалось, вот-вот позиция черных рухнет.

Воспользовавшись, однако, тем, что Спасский начал неудачные маневры конем, Петросян минимальными силами создал вдруг довольно реальные угрозы белому королю.

Отрезвление было горьким: вместо безмятежной реализации добытой пешки претенденту пришлось принимать лихорадочные меры по вызволению из беды своего короля. Последние ходы оба делали в сильном цейтноте, обменялись ошибками, и Спасскому все же удалось сохранить лишнюю пешку, но фигуры черных уже вырвались из заточения и набросились на белых и с фронта, и с тыла. Партия была отложена, но все уже понимали, что чемпион вывернулся.

В тот вечер, выйдя из Театра эстрады, я долго стоял на набережной, глядя на чернеющую громаду Москвы-реки и прислушиваясь к спорам неугомонных болельщиков.

Внезапно шум стих, а потом вдруг раздался радостный вопль десятков голосов — это Спасский вышел из театра. Хмурый, угрюмый, он чуть ли не сбежал по ступеням и торопливо зашагал по набережной, жадно и часто затягиваясь сигаретой. Спасский промчался мимо меня, оставив позади толпу растерявшихся болельщиков, и быстро пропал где-то в темноте Каменного моста…

Пятая партия открыла Петросяну глаза на многое. В жизни ничто не проходит бесследно, за все приходится платить. Это ведь только так говорится, что претендент в случае неудачи ничего не теряет. Теряет, и как же много! Теряет не только титул чемпиона, которым бы в случае удачи завладел, теряет и три года борьбы в отборочных турнирах и матчах.

Спасский в случае неудачи терял еще и другое.

Помните, с какой фантастической легкостью, с первой попытки, без видимых усилий преодолел Таль все барьеры на пути к матчу с Ботвинником?

А Спасский? Те две трагические неудачи в последних турах зональных турниров, стоившие ему шести лет вынужденного бездействия, в то время как его коллеги соперничали друг с другом, и заставившие его начинать все сначала, — эти неудачи не растворились бесследно, они занозились в его сознании и отягощали каждый его шаг.

Он не мог, не должен был все опять начинать сначала — мысль об этом была невыносимой, — он должен был использовать случай сейчас, обязательно сейчас. Вот почему он дрожал от возбуждения и нетерпения в тот момент, когда особенно важно было сохранить ясную голову и размеренно бьющееся сердце!