Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова
Глава двадцать первая
Московский художественный театр открыл уже свой шестой сезон, и в этот знаменательный день Ольга впервые выходила на поклоны, прячась в общей толпе статистов.
– Владимир Иванович! Что же вы меня не поздравляете, – больно ущипнула она его за бедро, подсев к нему за столом во время банкета. – Ведь я сыграла свою роль хорошо. Не правда ли?
– Отлично! – ответил Немирович, скорчившись от боли. – Идите, Ольга Леонардовна, ущипните Станиславского. Меня-то за что?
А Станиславский, которому никто не пел дифирамбов по поводу его игры, обидевшись на весь свет, уехал домой почти сразу же после первого тоста. А уж когда еще и критика на следующий день стала ругать его в газетах, а постановку в целом хвалить, он совсем расстроился.
– Открытие этого сезона крайне неудачное, – выступил он на заседании правления. – Спектакль держится только на эффектных декорациях, костюмах и удачном решении массовых сцен.
«Конечно, – подумала Ольга. – Если занимать таких актрис, как я, в массовке, многого можно добиться».
– Я поддерживаю мнение Константина Сергеевича, – поднялся Морозов. – Вместо того чтобы ставить пьесу Горького «Дачники», которая была бы успешным открытием этого сезона, Немирович настоял на Шекспире, от которого уже пахнет нафталином. Современному зрителю необходим современный репертуар! Не об этом ли мы говорили при создании театра?
– Да, – тут же поддержала его Андреева. – Хотелось бы знать, почему дирекция отклонила пьесу «Дачники»?
– Потому что она неудачно написана, – парировал Немирович. – А о современных пьесах я очень даже думаю, и вот-вот мы получим новую пьесу Чехова! И я хотел бы сказать вам, Савва Тимофеевич, что Шекспир никогда не будет нафталином. Он вечен! Я считаю, несправедливо говорить о том, что в спектакле хороши только «массовые сцены, гроза, закаты, рассветы и пение птиц при первых лучах света», как пишут в газетах. Во всех рецензиях отмечают также и великолепную игру Качалова в роли Цезаря, да и многих других актеров, включая присутствующих здесь Лужского и Вишневского. Считаю открытие сезона не провальным, а очень даже достойным!
– Кстати, – тут же робко вставил свою реплику ответственный за финансовую часть Вишневский. – Спешу доложить, что все билеты на ближайшие спектакли проданы целиком! Так что никакого провала не наблюдается.
– Это не значит, что спектакль принесет нам прибыль, – заявил Морозов. – Я даже не уверен, что мы вернем себе хотя бы половину затраченных денег! Может, на первые представления и будут аншлаги, но что будет потом?
На этот раз Немирович смолчал. Он не хотел ссоры. Дальновидность политика взяла верх над чувствами художника.
⁂
После заседания правления Ольга в расстроенных чувствах приехала домой, а через час раздался звонок и в квартиру вошел Немирович-Данченко.
– Всё! Не могу больше терпеть, – сказал он. – Отработаю этот сезон и уйду из театра.
– Что ты? Этого нельзя, – испугалась актриса. – Если ты уйдешь, то и я в нем работать не стану. А за мной еще кто-нибудь… Театр развалится! Разве для этого ты его создавал?
– Когда я его создавал вместе с Алексеевым, я был уверен, что мы с ним смотрим в одну сторону, но чем дальше, тем больше я понимаю, что пути наши расходятся.
– Никоим образом. У вас есть главный путь, который вас все равно объединяет. Вы много спорите, но ведь это и хорошо. Как сказали древние философы, лишь в споре рождается истина! Кроме того, я уверена, что Станиславский потому так говорит о постановке, что у него самого не получилась роль. Его Брут вялый. Даже свои республиканские речи он произносит как-то неуверенно, будто испытывает неловкость за патетику и возвышенность своих слов. Во всех рецензиях его за это ругают. Шекспира так играть нельзя! От этого веет скукой! Мне кажется, Константин Сергеевич сейчас понимает, что неправильно выстроил свою роль, оттого страдает и ругает всю постановку.
– Ох и умная же ты у меня, кобылка. Но знаешь ли ты, что истина рождается не только в споре, но и в вине, – улыбнулся в усы Немирович. – У тебя есть коньяк?
Хлопнула входная дверь.
– Маша пришла от художницы Хотяинцевой, – обрадовалась Ольга, так как это могло отвлечь Немировича от мрачных мыслей. – Она недавно стала брать уроки рисования и уже многого добилась. Хотяинцева даже хочет ей выставку в своей мастерской сделать.
– Интересно, – отреагировал Немирович. – Обязательно пригласите меня на эту выставку.
– А как же! Обязательно пригласим. А сейчас пойдем-ка, Владимир Иванович, в столовую. Коньячок выпьем, закусим, Маша к нам присоединится. Кстати, ей наша новая премьера очень понравилась! Особенно я в массовых сценах произвела на нее неизгладимое впечатление, – рассмеялась Ольга.
Немирович поднялся с кресла.
– Пойдем. Умеешь ты напряжение снять. Не зря я к тебе заехал. А когда твой муж нам уже пьесу пришлет?
– Жду!
– Вот из-за него только и останусь в театре. Поставлю его «Вишневый сад», а уж потом…
– Потом будет еще что-нибудь, – поцеловала его в щеку Ольга. – Надо работать, дорогой вы мой! Работать!
– Ты права, – улыбнулся Немирович. – Нельзя отдавать театр на съедение псам!
⁂
Начиная с 5 октября каждый вечер у Ольги пошли спектакли в театре. Она была только рада. Играть роли, влезать в другие образы и проживать их на сцене было ее огромной страстью. И какие образы! От благородных аристократок до дешевой проститутки в «На дне». Эта страшная по своей сути пьеса Горького все еще пользовалась бешеным успехом у публики, ставилась в репертуар довольно часто, и около театра во время ее показа каждый раз дежурила полиция. Да! Ольга любила все свои роли, но она уже жила предвкушением новой! Скорей бы. Скорей бы Чехов прислал свою пьесу.
Произошло это ранним утром 18 октября. Сначала раздался резкий звук колокольчика входной двери, затем в спальне появилась горничная.
– Ольга Леонардовна, можно?
– Ну конечно. Что-то случилось?
– Ничего не случилось. Почтальон приходил, – сказала Маня и протянула Ольге пакет.
От Антона… Она поняла это сразу, увидев его аккуратный почерк и штамп Ялты. Ольга вскрыла пакет и с трепетом вынула из него стопку бумаги. Неужели пьеса?! Да! Да! Да! Рукопись! «Вишневый сад» – было написано на первом листе. «Комедия». Сердце у Ольги бешено заколотилось. Прочесть! Немедленно прочесть! Не вставая с постели, актриса подложила под голову еще подушку и трижды перекрестилась. От волнения у нее дрожали руки. А вдруг не понравится? С замиранием сердца открыла она первую страницу, и чем дальше она читала, тем все более и более увлекалась. Пьеса завораживала. Ольга с жадностью глотала ее и четвертый акт закончила рыдая.
Чудная, чудная пьеса! Столько глубины, изящества, поэзии.
