Мария Романова - Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Но настоящая жизнь города стала, несмотря на весь этот революционный энтузиазм, вялой и бесцветной. Улицы стали убирать небрежно. Толпы праздных, распущенных солдат и матросов постоянно шатались по улицам, а хорошо одетые люди, имевшие кареты и машины, прятались по домам. Полицейских не было видно. Все шло самотеком, и шло очень плохо.

Даже те слуги, которые работали у нас на протяжении многих лет, а то и поколений, попали под влияние новых течений. Они начали выставлять требования, образовывать комитеты. Немногие остались верны хозяевам, которые во все времена заботились о них, платили им пенсию в старости, нянчились с ними, когда они болели, и посылали их детей в школу.

Петроград пугал меня. Я переехала в Царское Село и стала жить у своего отца. Как обычно, он сохранял спокойствие. Ход событий поразил его в самое сердце, но он не проявлял никакого нетерпения и не обвинял революционеров. По его словам, все это было результатом ужасной слепоты прошлого режима.

Больше от других членов семьи, чем от него, я узнала о той роли, которую он сыграл в драме последних дней царствования. Он всеми доступными средствами стремился спасти положение: 13 марта он решил любой ценой повидаться с императрицей. Со смертью Распутина все отношения между нашим домом и Александровским дворцом были прерваны, и он был в некоторой растерянности, не зная, как действовать, но императрица разрешила это затруднение, внезапно послав за ним.

Он отправился во дворец. Она приняла его сурово и обвинила всю царскую семью с ним во главе в попытке неправильно повлиять на императора и в недостаточной преданности трону. Более чем когда-либо раньше, она противилась идее уступок. По ее словам, у нее были доказательства того, что по всей стране народ стоит на стороне царя. Царская семья, аристократия и члены Думы имеют дерзость думать иначе, но они ошибаются, что вскоре прояснится. Мой отец счел необходимым напомнить ей, что все предпринятое лично им имело своей целью рассеять иллюзии, которые, в сущности, были одной из причин несчастья.

Она сказала, что императора ожидают на следующее утро. Отец встал рано и поехал на вокзал, но, к его смятению, поезд не пришел. Встревоженный, он возвратился домой, прождав долгое время. Позже в этот же день пришло сообщение о том, что поезд не пустили через Царское Село.

Теперь была драгоценна каждая минута. Мой отец составил манифест, гарантирующий конституцию, и отправил его в Александровский дворец с просьбой к императрице подписать его. Она отказалась. Отец сам подписал его и отослал в Петроград, с тем чтобы его подписали старшие великие князья, после чего манифест доставили в Думу, где он, в конце концов, попал в руки Милюкова. Вместе с манифестом отец отослал личное письмо к председателю Думы Родзянко с просьбой сделать все, что в его власти, чтобы защитить личность императора.

В четыре часа утра 16 марта новый революционный командующий в Царском Селе постучал в дверь дома моего отца и объявил об отречении императора от престола за себя и за царевича в пользу великого князя Михаила.

Утром отец снова поехал к императрице. Каким бы невероятным это ни казалось, но она не знала об отречении. Никто не нашел в себе мужества сообщить ей тяжелую весть, и это был вынужден сделать мой отец. Она приняла этот удар с поразительным самообладанием и с чрезвычайным хладнокровием заговорила о своих детях, которые тогда болели корью, и о возможности уехать с ними в Крым.

В тот же день великий князь Михаил также отрекся от престола, а вечером командиры резервных частей, расквартированных в Царском Селе, собрались в доме отца на совещание. Ввиду невозможности действовать иначе они решили подчиниться воле императора Николая II, выраженной в манифесте об отречении, и признать Временное правительство.

Сложив свои властные полномочия, император настаивал на том, чтобы Россия выполнила свои обязательства по отношению к союзникам и продолжила войну ценой любых жертв до победного конца. В тот вечер императрица наконец получила от него весточку вместе с сообщениями личного характера. Он находился в Могилеве и передавал командование армиями генералу Алексееву, начальнику штаба; его мать, добавлял он, должна была приехать повидаться с ним прямо туда.

Покинув дворец, отец со ступенек обратился к толпе солдат, собравшейся во дворе. Он попросил их не беспокоить шумными демонстрациями свою бывшую императрицу и ее больных детей. Солдаты восприняли его слова по-доброму и пообещали проявить деликатность. Внешность моего отца и его звучный, внушительный голос произвели впечатление, которое, однако, скоро улетучилось, так как на следующий день какие-то солдаты, шатающиеся под окнами дворца, постарались, чтобы были слышны их грубые и оскорбительные замечания об их бывших монархах.

Вследствие слухов о том, что генерал Иванов приближается к Царскому Селу с пятьюстами георгиевскими кавалерами, 4 апреля было решено поместить императрицу и ее детей под арест в Александровском дворце. Об этом ее уведомил генерал Корнилов – новый главнокомандующий Петрограда.

Поздним вечером следующего дня императрица снова вызвала моего отца в Александровский дворец. Гучков, военный министр Временного правительства, и генерал Корнилов объезжали Царское Село и попросили ее принять их. Императрица подумала, что отказ будет неразумным, но не хотела в одиночку проходить это суровое испытание и попросила присутствовать моего отца. В процессе разговора с этими посланцами революции она держалась, по словам моего отца, с внешним спокойствием и беседовала с ними с холодным достоинством. Они спросили, что могут сделать для нее. Она попросила, во-первых, дать свободу ее арестованным приближенным, виновным только в преданности ей; во-вторых, чтобы новое правительство продолжило снабжать всем необходимым госпитали, которые она организовала в Царском Селе. Для себя, добавила она, просить ей нечего.

Когда совещание закончилось, мой отец вышел в коридор с Гучковым и Корниловым и попросил их сделать замечание солдатам, назначенным охранять арестованную императрицу; их поведение было постыдным. И Гучков и Корнилов пообещали сделать все, что в их силах, но никто не осмеливался командовать солдатами. Вместо этого нужно было использовать красноречие и лесть; слова стали дешевы.

С грустью говорил отец об изменившемся облике Александровского дворца, который стал почти неузнаваем. Мало кто из придворных остался; некоторых арестовали, другие спаслись бегством или держались в сторонке, боясь возбудить подозрение у новых правителей своей преданностью старым. В этих широких коридорах, покрытых толстыми мягкими коврами, по которым раньше бесшумно скользили знающие свое дело молчаливые слуги, теперь шатались толпы солдат в расстегнутых шинелях, в грязных ботинках, в шапках набекрень, небритые, часто пьяные и всегда шумные.