Вселенная русского балета - Илзе Лиепа
Донн бесконечно вдохновлял своего учителя и друга на новые неожиданные проекты. Бежар не раз снимал его в документальных фильмах, скорее для себя, чем на публику. Самый интимный, наверное, «Танцовщик» конца 1960-х. Бежар с камерой в руках повсюду ходил за Донном, отслеживая буквально каждый момент. Вот его друг просыпается, вот завтракает, вот занимается в зале, вот пьет кофе в уличном кафе… Казалось бы, ничего особенного, но в каждом кадре чувствуется отношение Бежара к Донну: каждый кадр пронизан теплом и любовью. В фильме, появившемся через много лет, мы видим уже другого человека: Донн – с потухшим взором, тяжелобольной (через два года он умрет от СПИДа), но и этот фильм наполнен нежностью. «Что у меня было до того, как я встретил Донна? – писал Бежар. – Ведь больше всего в жизни я любил своего отца и Хорхе Донна. Я поставил три настоящих балета – “Симфонию для одного человека”, “Весну священную” и “Болеро”. А без Донна я дальше ничего бы не сочинил, потому что для хореографии, как и для любви, нужны двое…»
Именно для Донна в 1981 году Бежар поставил мини-балет «Адажиетто» на гениальную музыку Малера. «Адажиетто» – по сути, хореографический портрет Хорхе Донна. Казалось бы, все просто: стул в глубине сцены. Выходит Донн, снимает пиджак, надетый на голый торс, вешает пиджак на спинку стула, присаживается на мгновение, словно задумывается и… начинает танцевать. Его танец – это внутренний монолог, каждое движение наполнено смыслом. И здесь нужно заметить, что основой хореографии Бежара всегда были исполнители-личности, наделенные мощнейшей энергетикой, которую чувствовали все присутствующие в зале. Один из ранних балетов Бежара, 1956 года, называется «Высокое напряжение» – на мой взгляд, это очень точное определение магии его постановок. А Хорхе Донн в «Адажиетто» как будто танцевал свою судьбу. И еще одно небольшое замечание. Когда Бежар ставил на Донна – это всегда было их совместное произведение, будь то трагическое «Адажиетто» или жизнерадостный номер «Влюбленный солдат», они понимали друг друга с полуслова и умели быть разными.
Конец шестидесятых и семидесятые годы – время зрелого Бежара-хореографа. Он по-прежнему ставит очень много, работоспособность у него была колоссальная. Для Авиньонского фестиваля 1967 года он сделал «Мессу по настоящему времени», соединив танцы с монологами, что было очень необычно, но вполне в духе Бежара. Далее – новые версии «Жар-птицы» и «Петрушки» Стравинского. Взявшись за «Ромео и Юлию» Гектора Берлиоза, Бежар одновременно готовит «Бхакти» – балет на индийскую тему, и «Голистан, или Сад роз». Как всегда, в его спектаклях много экспериментов. Например, он предпочитал мужской кордебалет и в этом полемизировал с Баланчиным, который считал, что балет – это прежде всего женщина. Женщина? Словно в пику Бежар все чаще выводит на сцену мужчину-солиста, который танцевал в мужском окружении, и это было очень красиво.
Бежаровская «Жар-птица» очень необычна. Однажды хореограф купил сборник, в который входили стихи четырех поэтов – Блока, Есенина, Маяковского и Пастернака. Погрузившись в чтение, он поймал себя на том, что видит перед собой Че Гевару. Прошло всего три года с момента гибели кубинского революционера, соратника Кастро, и Че, как его все называли, был по-прежнему на пике популярности: настоящий символ поколения шестидесятых. «Жар-птица» – это спектакль-посвящение вождям революций. Разных – ведь их было в истории предостаточно. Музыка Стравинского идеально совпадала с ощущениями Бежара, созданная между двух революций – 1905 и 1917 года, – она словно предвещала грядущие события. В ней была страсть и заразительная сила. Фокин представил публике свою постановку в 1910 году, но это был совсем другой спектакль. Бежар соскоблил с него позолоту. Его девизом стали слова Маяковского: «Сердце, бей бой! Грудь наша – медь литавр». Главную партию – Жар-птицы – он забрал у балерины и отдал мужчине, танцовщику Парижской оперы, юному красавцу Микаэлю Денару, которого заметил еще в кордебалете. В спектакле Бежара нет сюжета, но четко обозначена тема – гимн новой жизни. Это было фантастически красиво, когда на фоне обезличенной толпы (Бежар одел кордебалет в синие рабочие комбинезоны) вдруг как всполох огня, как комета возникает Жар-птица. Огонь Жар-птицы перекидывается на других, и из пепла, из темноты и серости рождаются новые птицы, предвестницы будущего.
Помню, какое впечатление на нас с Андрисом, тогда еще подростков, произвел этот спектакль, привезенный в Москву парижской труппой Гранд-опера. Микаэль Денар был невероятно красив, и его красота «работала» на спектакль. Несомненно, Бежар выбрал именно Денара, потому что его физические данные помогали развить идею прекрасного будущего. После «Жар-птицы» Денар получил статус «этуаль» (выше уже не бывает), спектакль способствовал его блистательной карьере. А Бежар говорил, что «Жар-птица» – единственный балет, который принес ему ощутимый доход (эта постановка до сих пор желанна практически для всех трупп мира).
Что же касается Игоря Стравинского, то он стал для Бежара, по его собственному признанию, «любовью на всю жизнь». Почему? «Потому что он создал открытую музыку, вдохнул жизнь во многие поколения артистов, балетмейстеров и художников». Бежару повезло – они встретились, хотя эта встреча была мимолетной и уже под конец жизни Стравинского (композитор умер в 1971 году). «Он не видел моих работ, – пишет Бежар, – хотя и бросил в одном интервью несколько саркастических замечаний по поводу моей “Весны”. Правда, судил он только по россказням и фотоснимкам. Но он хулил всех и каждого в своих воспоминаниях, задавал перцу и Нижинскому. Однако он хорошо знал и ценил Баланчина. Встреча со Стравинским меня потрясла».
Пересеклись они совершенно случайно. Однажды в Париже Бежар собирался на концерт и по дороге пересекся со своим близким другом. Тот-то и познакомил его со Стравинским. Композитор сидел в машине, они побеседовали минут пять, и вдруг автор «Жар-птицы» выразил желание тоже поехать на концерт. «Он пожаловался, что из-за болезни в пояснице и ногах не в силах ходить, – вспоминает Бежар. – Тогда я взял его на руки и понес в концертный зал… Публика не узнала гениального русского музыканта. И весь вечер Стравинский следил за оркестром, как старый индейский вождь или как русский крестьянин, который втягивает носом воздух, чтобы понять, чего ждать от туч. Он попросил прийти к нему в отель на следующий день. Он потащил меня на телевидение, где для него организовали показ документальной ленты об оркестре, исполнявшем “Весну священную” под руководством Зубина Меты [индийский дирижер]. С первых кадров он разочаровался и потом весь фильм поносил дирижера:
– Нет, играть надо не так! Не так! Надеюсь, Бежар танцует не Весну-калеку?
Я потом приглашал
