Людмила Сукина - Семейные трагедии Романовых. Трудный выбор

Следует обратить внимание на то, что это стихотворение написано придворным поэтом, прославлявшим в своих одах «несравненную Фелицу» — императрицу Екатерину II. Но император Павел здесь ни разу даже не упоминается. Напротив, «царям» брошен скрытый упрек в том, что умерший полководец «изнурял» себя ради их славы и величия.

Со смертью Суворова империя лишилась своего героического лица. Павла I никто не видел в роли нового героя и вождя на полях предстоящих браней в новых сражениях, а ведь запах пушечного дыма уже вновь витал над полями Европы. Семья Романовых опять теряла авторитет в глазах своих подданных, надо было решаться, говоря современным политическим языком, на смену лидера династии.

Некоторые мемуаристы намекают, что цели последнего заговора против Павла определились уже к весне 1800 года. Его основные «идеологи», Пален, Панин и Рибас, сходились во мнении о необходимости устранения императора. Четыре года спустя Пален в разговоре с графом Ланжероном так охарактеризует свои мысли и обстановку того времени:

«Я обязан, в интересах правды сказать, что великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня предварительного клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца; я дал ему слово, […] я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся.

Я прекрасно знал, что надо завершить революцию или ужесовсем не затевать ее и что если жизнь Павла не будет прекращена, то двери его темницы скоро откроются, произойдет страшнейшая реакция, и кровь невинных, как и кровь виновных, вскоре обагрит и столицу, и губернии».

Панин был в своих устремлениях менее кровожаден. Он полагал, что взятый под стражу император сам может подписать манифест об отречении или документ о регентстве великого князя Александра, который станет управлять страной по причине якобы плохого состояния здоровья своего отца.

Пален и Панин были умными и опытными политиками и о своих противоречиях и дискуссиях ничего не сообщали остальным участникам заговора. Для обоих главным было отстранение Павла от власти и ограничение самодержавия с помощью конституции, которую, как они надеялись, Александр подпишет в первые же минуты после переворота. А уж каким способом удастся достичь этих важнейших целей — дело десятое.

Еще одной задачей, стоявшей перед руководителями заговора, было убедить воспитанного на европейских идеях справедливости и порядка наследника престола, что практика отстранения правящего императора существует и в других цивилизованных государствах. Фрейлина Головина в своих записках сообщает, что Пален якобы пообещал Александру выяснить у иностранных послов, как отречения государей проводятся в их странах, и что такие беседы с посланниками даже состоялись. Сейчас трудно судить, могли ли пойти Пален и Панин на столь рискованные в плане утечки информации консультации с иностранцами или это были лишь разговоры для успокоения совести Александра и его супруги, великой княгини Елизаветы. Но, будто бы, убедившись, что процедура отречения императора законна, наследник дал Н. П. Панину честное слово, что при вступлении на престол наряду с традиционным для русского царя манифестом о принятии власти подпишет и написанный им текст конституции.

Осень 1800 года выдалась холодной и сырой. В эти месяцы в столице империи сгустилась и политическая атмосфера. Действует комендантский час, после 10 вечера по городу могут передвигаться только врачи и повитухи. Заканчивается стоившее казне нескольких миллионов золотых рублей строительство Михайловского замка, за стенами которого император собирается укрыться от внешних и внутренних врагов. Павел и его двор возвращаются в Петербург из загородных резиденций, вслед за ними из Царского Села прибывают верные царю эскадроны Конногвардейского и Лейб-гусарского полков. Вся гвардия собрана в столице.

Заговорщики переживают трудные дни. В игру вступили французские шпионки госпожа Бонейль, за счет своей красоты и кокетства оказавшаяся вхожей в высшее общество, и актриса Шевалье — новая фаворитка Павла и всесильного Кутайсова. Французы заинтересованы в сохранении трона за нынешним императором, поэтому всем участникам заговора приходится быть особенно осторожными, тем более что в их стане появляются первые потери.

Серьезным ударом был временный перевод генерала Палена в армию. Однако в октябре 1800 года Павел, почувствовав, что нуждается в своем фаворите, вернул его на прежний пост. Но в ноябре отправлен в отставку и выслан из столицы Панин, а в декабре на 50-м году жизни умирает Рибас.

Смерть Рибаса остается одной из неразгаданных тайн заговора против Павла. В конце ноября 1800 года тяжело заболел командующий флотом Кушелев. Исполнять его обязанности назначают Рибаса. Но Павлу на этом посту нужен верный ему человек, и многие современники и потомки утверждают, что Рибас, кажется, готов был предать своих соратников ради такой высокой должности. Фрейлина Головина писала, что Рибасу прочили роль того самого Брута, который так желателен был наследнику Александру, и он должен был заколоть императора отравленным кинжалом, но во время болезни, в предсмертном бреду во всем покаялся и чуть не выдал всех остальных. Историк Е. С. Шумигорский, пользовавшийся какими-то не дошедшими до нас документами, считал, что Рибас, польщенный предложениями Павла, хотел во всем открыться царю. Он также полагал, что Рибасу было «по ошибке» подано какое-то вредное лекарство (яд?) и после при нем все время находился Пален, чтобы «не дать ему проговориться даже на исповеди». Умер несостоявшийся морской министр сам или его «убрали», мы, наверное, не узнаем никогда. Но после этого из числа руководителей заговора в столице остался один Пален.

Ему, впрочем, удалось опереться на братьев Зубовых, только что возвращенных ко двору. Неожиданным помощником в этом деле оказался «граф-брадобрей» Кутайсов, человек, безраздельно преданный Павлу, но снедаемый тщеславием простолюдина, оказавшегося среди аристократов. Жеребцова через свою невестку, приходившуюся родной сестрой красотке Лопухиной — «даме сердца» императора, узнала, что Кутайсов хочет устроить брак своей дочери Марии Ивановны с представителем какой-нибудь старинной и знатной фамилии. К ней тут же посватался Платон Зубов. Кутайсов согласился ради этого содействовать возвращению Зубовых из ссылки, для чего ему было передано 200 тысяч червонцев. Можно понять, что Кутайсов не заподозрил в этом предложении никакого подвоха, он был слишком польщен таким сватовством. Но, кажется, ни о чем не догадался и мнительный Павел. Сохранился анекдот, что, якобы, узнав о желании бывшего фаворита Екатерины II жениться на Марии Кутайсовой, император иронически заметил: «Это единственная разумная идея в его жизни», — и препятствовать этому браку не стал.