Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем - Василий Олегович Авченко
Его победы – и колесниковские тоже. В не самой заметной, но достойной роли ведомого Лев Петрович совершил 89 боевых вылетов, провёл 18 воздушных боёв. На его счету – один подбитый F-86 и один неподтверждённый сбитый (его он поразил в том самом бою, когда был сбит сам). Берелидзе говорил, что видел падающий «сейбр», но победа осталась незасчитанной: с земли подтверждения не было, фотопулемёт разбился вместе с «мигом» Колесникова.
В августе 1953 года 224-й полк вернулся в Приморье – в Варфоломеевку. Всем дали отпуск на два месяца.
Комдив Гроховецкий несколько лет спустя возглавил Харьковское высшее военное авиационное училище, выросшее из той самой Чугуевской школы пилотов, где когда-то учился летать Колесников.
Небесная пара друзей – Григорий и Лев – продолжила служить вместе. За бои в Корее Берелидзе наградили орденом Ленина. Пилот краснозвёздного «мига» Колесников получил орден Красной Звезды. Во время китайской командировки у него родилась дочь (сын появился на свет ещё раньше). Она поступит в пединститут на литфак – явно дадут о себе знать матвеевские гены, сын тоже станет писать. Что до самого Льва, то в нём по возвращении с войны матвеевские корни заговорили особенно громко.
Проза после войны
Чехов однажды сказал: «Всякого только что родившегося младенца следует старательно омыть и, давши ему отдохнуть от первых впечатлений, сильно высечь со словами: “Не пиши! Не пиши! Не будь писателем!” Если же, несмотря на такую экзекуцию, оный младенец станет проявлять писательские наклонности, то следует попробовать ласку. Если же и ласка не поможет, то махните на младенца рукой и пишите “пропало”. Писательский зуд неизлечим».
Есть ощущение, что на Матвеевых не подействовали бы ни ласки, ни экзекуции. Не писать они не могли.
Истинный внук Матвеева-Амурского, Колесников начал писать задолго до Кореи. Ещё в 1950 году он показал свой фантастический роман главному советскому писателю Александру Фадееву. Его координаты, очевидно, дала Льву мать. Сам Колесников никак не объясняет обстоятельства знакомства с мэтром, в послесловии к своему волгоградскому сборнику «Небо» (1984) обходится лаконичным: «На литературный старт меня вывел Александр Александрович Фадеев». У читателя может возникнуть вопрос: как молодой авиатор с Дальнего Востока сумел выйти на Фадеева – литературного генерала, писательского министра? И почему он не сообщает о том, что его мама была знакома с Фадеевым ещё по дореволюционному Владивостоку?
Актёр Спартак Мишулин, выросший без отца, почему-то предполагал, что он – возможный сын Фадеева, приводил и другие не менее фантастические версии. Если между ним и Фадеевым найти внешнее сходство сложно, то в случае с Колесниковым оно бросается в глаза – от очертаний лица до тех самых ушей. Правда, судя по всем имеющимся документам, между Фадеевым и Асей ничего не было и быть не могло. Да и уехал Фадеев с Дальнего Востока ещё в начале 1921-го, за два года до рождения Льва, причём даже не из Приморья – из Читы. Так что оставим конспирологию вместе с беспочвенными и бессмысленными подозрениями.
А вот в литературном (и ни в каком больше) смысле Фадеева вполне можно назвать отцом Колесникова. У них сложились хорошие отношения, Лев трижды проводил у Фадеева отпуск.
Фантастическую рукопись Фадеев просмотрел и передал для подробного разбора писателю, опытному редактору Эдуарду Харитоновичу. 30 марта 1950 года Фадеев написал Льву письмо, начинавшееся необычным обращением: «Дорогой дядя Лёва!» Роман Фадеев подверг критике за его «не столь жизненное, сколь книжное происхождение». Он убеждал Льва, что даже в тексте о будущем должны присутствовать «приметы нашего времени», из которых это будущее вырастает. Современный фантастический роман, по Фадееву, «не может пройти мимо таких реальных сил строительства коммунизма, как партия, комсомол, школа. Нельзя обойти реальные международные отношения… Черты коммунистического человека можно наблюдать среди передовых людей нашего времени». Роман Льва, счёл Фадеев, «не столько учит, как бороться за будущее, сколько уводит человека от реальной борьбы в мир отвлечённой фантазии». Вместе с тем Фадеев отметил, что Лев литературно грамотен, пишет занимательно, характеры изображает хорошо. Добавил ряд замечаний частного характера: люди «слишком длинно разговаривают», «одинаковое количество места уделяется и большому событию, и маленькому». «Вы сможете выработать в себе вполне профессионального литератора, но для этого надо именно работать над собой», – повторял Фадеев. Советовал Льву «оттачивать каждую фразу», что предполагает «многократные поправки», а после них – ещё «многократное переписывание»: «Только в результате такой работы образуется у писателя свой, индивидуальный стиль, фраза обретает мускулатуру. У Вас же индивидуального стиля пока нет, фраза разжижена». Подводя итог, Фадеев посоветовал отложить роман в сторону и попробовать силы «на чём-нибудь более простом и близком», раз уж матвеевская жилка не позволяет не писать.
Так Лев Колесников нашёл свою тему: небо. Что ему ещё оставалось, что могло быть ближе?
В апреле того же 1950 года Фадеев и Колесников познакомились лично. Фадеев лечился в Барвихе, к нему на московскую квартиру приехал Лев, застав тёщу и домработницу. Фадеев позже вспоминал: «Обе старушки, смертельно боясь грабителей, завидев незнакомца в военной форме, кажется, отнеслись к нему неласково». В итоге лётчик с помощью секретаря Фадеева Валерии Зарахани[48] добрался до Барвихи. Вскоре Фадеев написал Асе в Спасск: «В чертах лица Вашего сына так много от Вас, и это очень взволновало меня. Он очень естественный, природно-умный и жизнерадостный парень, понравился мне чрезвычайно, мне было с ним легко и весело». И ещё: «Лёва – это Ваша колоссальная жизненная победа. Всё-таки жизнь умеет не только приносить несчастья, но и сторицей возмещать за них. Не будь у Вас того неудачного брака, не было бы у Вас Лёвы». Это слово в защиту неудачи, оборачивающейся другой – высшей удачей, подобно тому как тактическое поражение способно обернуться стратегическим успехом, а гамбит – осознанная жертва фигуры – победой в шахматной партии.
Фадеев следил за жизнью Льва. Писал ему: «Мечту о литературной работе своей Вы, конечно, не бросайте, данные у Вас
