Борис Смирнов - Небо моей молодости

Глядя на такую картину, становилось тяжко на душе, и в памяти невольно возникали горящие самолеты на аэродромах Испании, Монголии, нашей земли, так внезапно оккупированной немцами.

Вспомнился первый день войны, когда на аэродромах западной границы немцы уничтожили почти все наши самолеты. Мой друг, известный летчик-истребитель Михаил Нестерович Якушин, был тогда в составе инспекционной группы Генерального штаба Красной Армии. Он прилетел на один из пограничных аэродромов в канун войны и был очевидцем событий, когда на рассвете все аэродромы, в том числе в районе местечка Старый Двор, где размещался истребительный авиаполк Николаева, подверглись массированным ударам фашистской авиации. На аэродромах всюду горели наши невзлетевшие самолеты. А командиры частей всех родов войск все еще находились под гипнозом сурового предупреждения - не поддаваться ни на какие пограничные провокации со стороны немцев!..

По совету Якушина, командир полка Николаев успел перебазировать лишь менее половины самолетов на аэродром в районе города Лида. Из-под Белостока мой однокашник по летному училищу Герой Советского Союза Сергей Черных успел вывести из-под удара гитлеровских самолетов и танков только летно-технический состав. Все его самолеты были уничтожены. То же самое происходило и на других пограничных аэродромах. До последней минуты над всеми командирами давлело необъяснимое распоряжение: "Не поддаваться провокациям!" Проявление личной командирской инициативы было равносильно тому, что добровольно предстаешь перед военным трибуналом...

Но все это прошлое. Вернусь на криворожскую полосу. К тОхму времени многое изменилось, однако война-то продолжалась. И вот смотрел я на две сплошные линии самолетов и думал, как бы не повторить 22 июня сорок первого. Вывернется откуда-нибудь хотя бы пара "мессеров" - и достаточно будет одного захода, чтобы зажечь несколько самолетов, а там и остальные начнут рваться... Промахнуться-то по такой цели невозможно.

Мои мысли прервал подъехавший "виллис". Из машины вышли командарм Судец и член Военного совета Фронта генерал-лейтенант Желтов. Командарм появился здесь первый раз, и то, что предстало перед его взором, заставило насторожиться. На полосе все походило на подготовку к праздничному параду.

- Какие меры приняты на случай появления противника? - спросил Судец.

Аэродромные зенитные точки, наблюдательные пункты, в торцах взлетно-посадочной полосы по две пары самолетов, готовые к взлету, - вот все, что стояло на аэродроме на случай налета немцев. Судец решил проверить, как отражение противника будет выглядеть в действительности, и приказал поднять в воздух одно дежурное звено. Взвилась ракета. На взлет пилоты затратили сорок восемь секунд. Не так и плохо. Труднее было с посадкой. Стоило какому-нибудь самолету на пробеге после приземления уклониться хотя бы на один градус - он начал бы сшибать другие машины, как кегли.

Член Военного совета фронта Желтов, разумеется, не мог во всех деталях оценить возникшие трудности. Для этого надо быть летчиком, однако и он обратил внимание на главное - невозможность рассредоточить самолеты - и коротко высказал свое мнение:

- Рискуете многим...

Эти слова можно было принять и как добрый совет, и как предупреждение. В знак согласия я заметил:

- Нам с вами приходится рисковать чуть ли не каждый день.

Слова "нам с вами", похоже, не понравились Желтову. Он многозначительно посмотрел на меня и ничего не ответил. Больше нам не довелось встречаться на фронте. И, когда спустя тридцать четыре года после войны я прочитал в "Правде" Указ о присвоении генерал-полковнику Желтову звания Героя Советского Союза, в памяти невольно всплыли те бесконечно тревожные дни и короткая встреча на криворожском аэродроме...

А тогда весенняя распутица основательно связала руки не только нам, авиаторам. С огромным трудом продвигались вперед, не давая врагу пауз для отдыха, и наземные войска фронта. Чего только не приходилось видеть в ту весеннюю распутицу! Однажды по самые оси застрял в пути мой "виллис". Как ни старался шофер Владимир Станишевский, с места его так и не сдвинул. Пришлось ждать оказии. Минут через двадцать на дороге показалась группа красноармейцев, они-то и помогли. Я заметил, что некоторые бойцы шли босые: шаровары засучены до колен, кирзовые сапоги перевязаны за ушки и висят на плечах. А ведь недавно снег мокрый шел и не успел еще растаять.

- Почему идете босые? - спрашиваю одного.

Бойцы переглянулись, и вот один, у которого еще и гармонь висела через плечо, ответил так, что и возразить было трудно:

- Товарищ полковник! Грязь жирная, липучая - подметки оторвать может, а сапоги жалко, только что выдали. - И, словно желая окончательно оправдаться, добавил: - Вот до сухого бугорка дойдем, переобуемся, заодно и отдохнем...

А мы буквально колдовали на своих полевых аэродромах, борясь с распутицей. Устилали размокшие места соломой, камышом, засыпали песком - лишь бы взлететь. Нам помогало местное население из ближайших сел, из Кривого Рога. Помогали не только нам, летчикам, но и наземным войскам, у которых была своя забота: как доставлять к линии фронта боеприпасы, бензин, продукты питания, как эвакуировать раненых. Автомашины и даже транспорт на гусеничном ходу не могли справиться с этой задачей. Не раз приходилось наблюдать, как красноармейцы и селяне выстраивались в цепочку длиной до двух-трех километров и с рук на руки - живым конвейером - передавали артиллерийские снаряды и патроны.

Все транспортные самолеты 17-й воздушной армии, само собой, были мобилизованы на обеспечение фронта. Обычно такие полеты транспортников обеспечивались сопровождением истребителей, но в ту весну эта роскошь была не по плечу.

В один из дней четыре самолета Ли-2, полностью загруженные, оснащенные грузовыми парашютами, стояли на старте, готовые к взлету. Ждали, когда развеется туман. А мы решали вопрос - кого все-таки послать на сопровождение самолетов Ли-2. Решили, что лучше всего группу во главе со старшим лейтенантом Колдуновым. С ним пойдут летчики Сурнев, Фисенко, Шамонов.

Бывает же так: на всем маршруте видимость не более одного километра, а на переднем крае погода - лучше не придумать. И вот в тот самый момент, когда Ли-2 вышли к цели, шестнадцать самолетов Ю-87 штурмовали наши войска. Заметив транспортники, немцы ринулись на них, но не тут-то было - рядом оказались наши истребители.

Когда летчики вернулись с задания, с передовой сообщили, что четверка "яков" сбила пять фашистских самолетов, что боеприпасы сброшены точно и все бойцы восхищены действиями авиации.

Из пяти сбитых "юнкерсов" два самолета пополнили боевой счет Колдунова. Но победа досталась ему дорого. Он едва дотянул до аэродрома. На правом крыле его самолета от прямого попадания снаряда зияла сквозная дыра внушительных размеров. Когда эту пробоину разглядывали, кто-то удивленно произнес: