Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

Стоит добавить, что в рассказах Виктора отец обычно изображался «под каблуком» сильной женщины, своей жены. Она и вправду не отличалась обаянием, не говоря о чуткости и такте. Например, вместо того чтобы похвалить сына, когда того назначили в Комиссию по ядерному регулированию, она выразила неудовольствие: он ведь не стал советником президента по вопросам науки, то есть – не взял выше! Таким образом она подтвердила отрицательный стереотип «еврейской мамаши».

Когда молодые Гилинские усыновили мальчика из еврейской организации, она высказала свое изумление Магдалене: «Непонятно, как еврейская организация могла отдать своего ребенка нееврейке». Разумеется, отношения друг с другом у всех троих были непростые, чтобы не сказать хуже.

Виктор был лучшим другом моего мужа Владимира. По своим политическим взглядам Виктор был либерал с левым уклоном. Его отношение к воспринимавшейся столь неоднозначно войне во Вьетнаме отличалось от отношения к ней министра обороны Шлезингера; оно скорее напоминало позицию другого сотрудника корпорации РЭНД – Даниэля Эллсберга, разгласившего так называемые «Документы Пентагона» (1971)[378]; за это Эллсберг был арестован (впоследствии, впрочем, оправдан). Разговаривая о войне, Виктор с Владимиром часто возвращались к этому громкому делу.

Присяга при вступлении на должность. Судья Верховного суда, Виктор и Магдалена Гилинские. Крайний справа – вице-президент Нельсон Рокфеллер (1975)

В 1967 году Виктор с Магдаленой участвовали в первом массовом протесте в Лос-Анджелесе против Вьетнамской войны и президента Джонсона, в тот момент находившегося в городе. Полиция жестоко разогнала демонстрацию, что повлекло за собой предсказуемые последствия – количество протестов и их участников значительно увеличилось. Помню, как Виктор, приехав к нам с места катавасии, возмущался поведением полиции. Они с Владимиром почти каждый вечер перезванивались, чтобы обсудить политические новости; убеждения у них были одни, в основном социал-демократические: Виктор унаследовал их от отца-бундовца, а Владимир – вывез из коммунистической Югославии. (Замечу, что социалистический уклон социал-демократов подавляющее большинство американцев настораживает.)

Вскоре после аварии на атомной электростанции Три-Майл-Айленд в Пенсильвании (1979) я гостила у Гилинских. Как известно, начальство, включая комиссаров, показало себя плохо подготовленным, но ему (не говоря уже о населении) повезло: радиоактивное излучение оказалось минимальным, не то что в Чернобыле, а затем в Фукусиме. У Виктора тогда стоял специальный телефон для переговоров с коллегами и советниками президента. Мне запомнились возбужденное собрание членов Комиссии у него дома и его выступления перед сенатом. Я ездила с ним на служебной машине с шофером в Библиотеку Конгресса (Гилинские жили в предместье), где читала какие-то редкие журналы, нужные для моих занятий. Притом что я высаживалась вместе с Виктором, его беспокоило то, что он пользуется своей привилегией для частных нужд, – как будто кто-то мог обвинить его в нарушении служебных правил. В скрупулезном соблюдении правил, казалось мне, проявлялась тревога эмигранта, а может быть, – еврея; скорее всего, то и другое.

По окончании службы в Комиссии ее члены обыкновенно занимают высокооплачиваемые должности в сфере энергетики. Отработав свои два срока, Виктор избрал иной путь: независимого и тоже высокооплачиваемого консультанта по энергетике, в основном по легальным вопросам. Чаще всего он выступает как «expert witness» одной из судящихся инстанций. Его главная задача – сбор материала, уподобляющий его то ли ученому, то ли филологу, «медленно» читающему текст, то ли журналисту, занятому «расследованием», а также – адвокату и частному сыщику, выискивающим нужные сведения, чтобы разобраться, где «зарыта собака».

Виктор проявлял себя дотошным сыщиком и в других областях; так, ему удалось подтвердить свои (и не только свои) давние подозрения касательно приобретения Израилем урана (для создания атомной бомбы). Совместно с коллегой, инженером из Комиссии, он написал статью о том, как в середине 1960-х годов Моссад украл у компании NUMEC сто килограммов оружейного урана и как они были переправлены из Америки в Израиль. Но самое тут главное – не само детективное расследование пропажи урана, о котором писали другие, но многолетнее замалчивание этой истории в правительственных верхах, притом что об этом знали[379].

«Expert witnessing», конечно, не постоянная работа; Виктор любил в шутку называть себя безработным. Шутка шуткой, но в ней крылось беспокойство в духе Вуди Аллена, на которого Виктор похож не только самоуничижительным юмором, но и внутренней озабоченностью и бытовой нерешительностью; так, он долгие годы не мог купить диван – никак не мог сделать выбор; потребовалась бравая Мэдлен. При этом в Комиссии он славился решительностью и бескомпромиссностью, благодаря которым нажил себе врагов в энергетической промышленности, так что причины для тревоги имелись – но все обошлось благополучно. После взрыва в Фукусиме к нему, конечно, обращались из СМИ (запомнилось длинное интервью с ним по CNN); по поводу федеральной практики регулирования он недавно высказался так: «Комиссия по ядерному регулированию – филиал ядерной промышленности и полностью ей принадлежит» (журнал Rolling Stone). Неудивительно, что обе стороны относились к нему настороженно.

Еще Виктора тревожила судьба его официальных бумаг, с которыми связана другая смешная история – о том, как комиссар, требовавший, чтобы его секретарша ехала с ним в бункер, в последний день своего второго срока вынес сто коробок документов из своего офиса и увез их домой. Ему помогал не работник Комиссии, а сторож! «Царь Плутоний» боялся, что документы уничтожат. Теперь они в Гуверовском архиве в Стэнфорде, куда он их лично и сдал.

Его главной страстью в новом веке стало танго. (Это уже после развода с Магдаленой.) Виктор ходит на занятия почти каждый вечер и стал настоящим «тангистом», как сказал бы Андрей Белый, имея в виду парижских апаш. Живя в Берлине в начале 1920-х годов, Белый сам отплясывал танго. Одно время Виктор любил говорить, что его сокровенная мечта – работать тангистом на круизах. Говорилось это, конечно, в шутку, но не только. Недавно кто-то предложил ему роль «male escort» (мужчина, сопровождающий женщину) на карибском танго-круизе, но, как ответил Виктор, время ушло. Хотя и рассказывалась эта история как правдивая, скорее всего он опять-таки шутил.

Виктор регулярно ездит в Буэнос-Айрес, где у Гилинских есть квартира. На фотографии он со своим гуру по танго. Там он танцует за полночь в танго-клубах, а когда приезжает в Беркли, где живет его дочь, то всегда отправляется в местный клуб – теперь танго всюду в большой моде. Вот уже пятнадцать лет (сейчас Виктору восемьдесят), как он рассказывает о своих успехах на этом поприще. На днях Виктор похвастался тем, что какой-то невероятный специалист по танго, у которого он брал очередной урок, очень его хвалил. Было время, когда мы говорили по телефону каждый день; теперь мы созваниваемся редко, но танго фигурирует в каждом разговоре.