Яков Цветов - Синие берега

Надо что-то одолеть в себе, что-то такое сильное, глубокое, может быть неподвластное и воле, и тогда пропадет самое противное состояние, когда человек перестает быть человеком, когда в нем гаснут мужество, чувство долга, простое сознание необходимости, - и он уже ничего не будет бояться, смерти тоже. Мысль эта смягчила его, сделала уступчивей. "Пусть. Пусть я, - уже примирялся он с неизбежным. - Ничего не поделаешь... На войне вслепую же, не на выбор. Не я, значит, другой. Жизнь всем дорога... у всех она одна... И ничего не поделаешь. Ничего не поделаешь... - Стало как-то легче, боль отодвинулась, недалеко, - потому что немного, а слышал ее. Его ничто уже не обременяло: ни воспоминания, ни привязанности, ни желание жить. - Ничего не поделаешь... Ничего... На земле всегда есть человеку место - живому, мертвому тоже. То, что пришло в мир, никогда не уходит. В них... которые придут потом... войдет что-то и от меня... от моих бед и страданий... от моих коротких радостей... от моих желаний и надежд... от веры моей... - Он задыхался. - Не делай я того, что делаю сейчас, им... тем... другим... и вовсе, быть может, не быть..." Он чувствовал, все внутри медленно обрывалось, сознание меркло. Он обмяк весь. "А мост! Мост... - вдруг пришло в голову. - Мост... Мост - это я... Я!.." Он хотел улыбнуться и, может быть, улыбнулся, подумалось ему. В последнюю минуту, видно, необходимо утешение, большое утешение, чтоб легче принять конец. Он слышал свой слабевший голос: "Мост... мост... мост... мост... - И, как под тихий шум дождя, засыпал. - Мост... мост..."

- Шишарев, жми! Шишарев... - выдохнул Семен. Шишарев в лад движениям Семена тяжело налегал на весло. Ноги Семена упирались в чье-то тело, Дунаева или Никиты.

Лодка, шедшая рядом, пропала. Возможно, вырвалась вперед, Семен поймал: что-то захлюпало сбоку. Не лодка?

- Ты? Каплюшкин?

Никакого отклика.

- Ты? Отвечай?

Молчание.

Никого, значит. Показалось.

- Жми, Шишарев!

Опять захлюпало по правому борту. Не показалось, нет.

- Кто? Кто? - снова крикнул Семен. - Отвечай!

- Подбери-и-и... друг... - донесся рваный голос. - Подбери...

Семен узнал: отделенный. Поздняев!

- Подгребай! Не вижу тебя. Ты на чем?

- На балке... - простонал отделенный. - Пуля в руку... не удержусь...

Семен рывком взял в сторону - на голос. Минуты через три лодка ткнулась во что-то твердое.

- Табань, Шишарев.

Семен выпустил весло, протянул руку.

- Цепляйся, отделенный!

Ничего не получалось. Отделенный барахтался у борта. Семен подхватил его под мышки и втянул в лодку.

Отделенный хотел положить на корму раненую руку, но мешало скорченное тело Володи Яковлева.

- Чуток повернись, друг... - попросил отделенный. Володя Яковлев не ответил.

И раненая рука отделенного бессильно упала на мертвое плечо Володи Яковлева.

6

Трое, Вано и оба бойца, скрытые темнотой, вскочили с земли и во весь дух понеслись к воде. Они оторвались от голосов автоматчиков, залегших метрах в двухстах от них.

Вано понимал, несколько мгновений, и немцы сообразят, в чем дело - и автоматными очередями вдогонку. Надо воспользоваться этими мгновеньями. Может быть, повезет...

Вано бежал, не оглядываясь, чтоб и секунды не потерять, секунда - это метра два, больше, если усилить бег. Но бежать быстрее он не мог, слишком напряжены мышцы, слишком стучало сердце. Тело стало неприятно мокрым, словно он уже в воде. За спиной раздалась автоматная дробь. "Ну все! Не успеть... Где-то тут баллоны. Где-то тут... - Он споткнулся о них, упал. Так и есть, тут".

- Цепляй баллоны! - крикнул невидимым бойцам. - Баллоны!

В секунду перекинул через грудь баллон, ступил в воду. Широко вдохнул воздух. Ноги увязали в донном песке. Вано сделал два-три скачка, стало глубже. Сапоги наполнились водой, отяжелели. Еще немного, и дно ушло из-под ног. Он почувствовал облегчение: река скроет, а начнут палить, нырнет, всплывет, снова нырнет... Вода, как-никак, спасение.

Он загребал саженками. Поблизости, слышал он, плыли те, двое.

"Там, на берегу, осталось несколько баллонов, - тревожился Вано. - А если немцы вслед?.. - Он чуть было не захлебнулся, подумав об этом. - Нет. На баллонах немцы не рискнут", - успокоился он.

Течение тянуло его назад, к правому берегу, и он чувствовал это. Он ложился на бок, выбрасывал вперед руку, со всей силой врезал ее в глубь воды. Холодные и длинные языки волн, еще не успокоившихся после взрыва моста, накатывались на Вано, поднимали под ним баллон.

Он услышал лёт пуль и увидел их светящийся след. "Накроют... накроют... Шпарит трассирующими..." Сзади изнуряюще долго стучали пулеметы. Потом, в стороне, там, где был мост, дважды хлопнули разрывы. "Мины... А то - бризантные, да?.." - соображал Вано.

Взвился ошеломляющий свет ракеты. Стрельба продолжалась.

Пуля шлепнулась у самой груди Вано. Как раз в ту секунду, когда снова лег на бок и выбросил руку вперед. Пуля пробила баллон. Баллон стал опускаться в воду. Вано вынырнул из него и пошел вплавь. Он вобрал в себя воздух, двинул головой вниз, и вода накрыла его, всего; всплыл; взмах взмах - взмах, и снова головой вглубь. В открытых глазах - мрак. Кончилось дыхание, наверх! Черт возьми, свет ракеты стоял широко и долго.

Вано увидел, медленно, вместе с отяжелевшими баллонами, уходили под воду оба бойца.

Черные бугорки уменьшались у него на глазах.

Река молчала.

Правая рука вперед... левая рука вперед... правая рука вперед... Под ним текла холодная и черная вода.

Он, видно, вконец устал, вода показалась очень плотной, сдавливала грудь, спину, живот. Правая рука вперед, левая рука вперед...

Он захлебнулся, потянуло ко дну. "Кажется, попал в воронку". Водоворот тянул вниз, тянул вниз. Проклятые сапоги, и не скинешь их... Вано почувствовал, силы покидают его.

"Вано, не сдавайся. Не сдавайся, - безмолвно просил он себя. - Дотяни до берега, Вано... Нельзя же так, слушай, Вано. Ушел от немцев и глупо погибнуть. Вано, Вано, не сдавайся! Поднажми..."

Проклятые сапоги! Проклятые сапоги!.. Надо было скинуть их на берегу. Надо было скинуть... Не скинул. Они не дают плыть. "Вот и принимай смерть, Вано..."

С усилием выбросил правую руку, она чуть задержалась и, тяжело подгребая воду, пошла назад. Тело чуть продвинулось вперед. Он выбросил левую руку. "Вано, Вано... - подбадривал он себя. - Вано..."

Чудесная это штука, надежда. Во всех случаях, даже в самых погибельных, как тень тянется надежда за человеком. В чем она сейчас, надежда эта, Вано? Во всем! В нем самом.

Правая рука вперед. Левая рука вперед...

7

Пилипенко сунул ноги в ложбинку меж бревен, чтоб удержаться на плоту. С силой толкнул шест с туго привязанной к нижнему концу саперной лопаткой.

- Сянский! Живее ворочай!