Эммануил Фейгин - Здравствуй, Чапичев!

Прянишников нахмурился, но тетрадь все же взял. Вернул он ее в день отъезда Николая, исписанную от первой до последней страницы. Смущенно сказал: «Кажется, получилось. Мне самому радостно было вспомнить о замполите».

Все это Ксенофонтов рассказал мне недели две спустя, вручая тетрадь Прянишникова. Признаться, меня не так уж обрадовал этот многостраничный рассказ. Куда больше обрадовала бы короткая весточка от Якова: «Жив, здоров». Что-то не тронул, не заинтересовал меня тогда рассказ Сергея Прянишникова. Почему-то не увидел я тогда в нем то, что увидел теперь. Верно говорят, всему свое время.

Я, правда, тогда же написал Прянишникову, что при первой возможности попытаюсь опубликовать его рассказ. Но холодное, вежливое это письмецо мне вернули из госпиталя с пометкой: «Адресат выбыл».

И вот тетрадь Сергея Прянишникова лежит передо мной. Когда-то я обещал опубликовать его рассказ. Почти двадцать лет прошло с тех пор. Может, поздно? Нет, не поздно.

И я включаю рассказ Прянишникова в книгу, ничего не поправляя в нем и ничего не добавляя от себя.

Вот он, этот рассказ.

«Фотокорреспондент фронтовой газеты Н. Ксенофонтов попросил меня написать о товарище Чапичеве. Но чтобы понятно было, какое я имею к нему отношение, скажу вначале несколько слов о себе.

Фамилия моя Прянишников, зовут Сергей, а отчество у меня не очень точное — я детдомовский.

Четыре месяца назад я окончил пехотное училище и полтора месяца после этого промаялся в резерве, хотя училищное начальство утверждало, что нас ждут не дождутся на фронте, и по этой причине обкатывало нас без передыху, в немыслимом темпе, по сверхускоренной программе. Кажется, начальство в самом деле возлагало на нас большие надежды: мол, стоит попасть его выученикам на фронт, и там сразу все изменится к лучшему. Грешным делом, некоторые из нас тоже так думали. А что? Все может быть. Со мной учились башковитые парни, такие стратеги и тактики, что держись. Может, среди них как раз и находились будущие Кутузовы, Багратионы, Чапаевы и Щорсы? Что же касается меня лично… Но это вы сами поймете из дальнейшего. Должен только сказать, что аттестация у меня была не блестящая. Видно, по этой причине младшего лейтенанта Прянишникова никто не подхватил с пылу, с жару, прямо с училищной «сковородки», как других моих однокашников.

Вместо переднего края поначалу угодил я в армейский резерв, будь он трижды неладен, потому что резерв — это муть и тоска, переливание из пустого в порожнее. Но все имеет свой конец. В один прекрасный день меня вызвали в отдел кадров, и я получил назначение. Кадровик сказал мне: «Вам повезло. В политотдел армии по каким-то делам приехал замполит из того батальона, в который вы назначены. Он захватит вас. Легче будет добираться». Позвонил он в политотдел. Там разыскали замполита, и через полчаса тот явился за мной. Здороваясь, назвал себя: «Капитан Чапичев». Быстро оглядел меня. Не скажу, чтобы очень внимательно. Так себе. Скользнул взглядом. Я не обиделся, не привык я к особому вниманию. «Вы готовы?» — спросил меня капитан. «Готов», — ответил я. «Ну что ж, пошли искать попутную машину».

Идем мы по улицам городка. Капитан молчит, и я молчу. В голове у меня пустота. От нечего делать разглядываю прохожих, а капитан ни на кого не глядит, видимо, здорово чем-то озабочен. Зато на него все заглядываются, особенно женщины. Ну это понятно, красивый он, видный собой. Внешность у него на все сто процентов военная, фронтовая. Одним словом, усатый бог войны.

Постояли минут двадцать на обочине шоссе — ни одной машины в сторону фронта!

— Может, в буфет пока зайдем, перекусим малость, — предложил капитан.

Я кивнул в знак согласия. Зашли в буфет, а там отпускали только жидкий чай без сахара. Но я сразу заметил, что народ в буфете пьет что-то более крепкое. Пока капитан Чапичев раскладывал на столе свои съестные припасы, я мигом столковался с буфетчиком, отсчитал ему ни для чего не нужные мне теперь деньги и получил бутылку водки с московской этикеткой. Не знаю, почему, но в тот момент я показался сам себе удивительно ловким и хитрым. Прихватив для приличия чай, подсел к столу и развязно, как бы между прочим, сказал:

— Хорошо бы выпить понемногу.

— Пейте чай, — кивнул капитан на стоявший передо мной стакан.

— Да нет, желательно чего-нибудь покрепче.

— По какому это поводу? — холодно спросил капитан.

— Повод есть.

— У любителей выпить он всегда наготове.

— А у меня настоящий, не придуманный, — сказал я. — Сегодня день моего рождения.

— Правду говорите? — голос капитана немного потеплел.

— Истинную правду, товарищ капитан. Сегодня мне стукнуло ровно двадцать, — сказал я, но бутылку из кармана не вынул. Вдруг мне расхотелось пить с капитаном. Я понял, что он не из тех, с которыми можно так, запросто, водочку распивать. Да и сам я… честно признаться, не люблю водку, не привык к ней.

— Ну что ж, причина у вас как будто уважительная, — сказал капитан. — Родился человек — это большой праздник.

«Праздник? — с горечью подумал я. — Помыкались бы с мое, узнали бы, какой это праздник родиться от неизвестного папаши и неизвестной мамаши».

— Жаль, конечно, что нечем отметить, — продолжал капитан, — но суть, как говорится, не в крепости напитка. — Улыбнувшись, он приподнял стакан с чаем. — Что же вам пожелать, новорожденный?

— Не знаю, — ответил я. — Что хотите, то и пожелайте.

— Желаю вам удачи в бою, долгой жизни и счастья с любимой.

— Нет у меня любимой.

— Так я вам и поверил, — снова улыбнулся капитан. — Обязательно любит вас какая-нибудь хорошая девушка. Разве не так?

— Меня любит девушка? К сожалению, вы ошибаетесь, товарищ капитан, — ответил я Чапичеву. Ответил не очень вежливо, даже со злостью. Иначе не мог. Ведь он своим пожеланием «личного счастья с любимой» задел самое мое больное место, на свежую рану соли насыпал.

После этого мы оба минут десять молчали. Потом я все выложил капитану Чапичеву. Я вообще человек неоткровенный — жизнь таким сделала. А тут сам не пойму, с чего вдруг разоткровенничался перед малознакомым человеком. Ведь не было того, чтобы я сразу так проникся к нему необыкновенным доверием. Не было этого, врать не буду. Похоже, что капитан Чапичев тут вовсе ни при чем. Просто мне захотелось перед кем-то душу открыть.

Будто в горячке, нескладно, сбивчиво рассказал я капитану о первой своей любви, о первой в моей жизни и, наверное, единственной, потому что война: останусь ли жив — неизвестно.

Рассказал, как познакомился с Таисией на вечере в педтехникуме, как бегал к ней на свидание, рискуя нарваться на неприятности, потому что в училище у нас порядок был железный: даже за незначительное опоздание из городского отпуска можно было в трибунал попасть. И о том рассказал, как пришла она провожать меня на второй день после выпуска. Увидел я, что она стоит у ворот училища с каким-то свертком в руках, а часовой не пускает ее. «Пустите, это моя невеста», — закричал я тогда. Дежурный опросил ее: «Вы действительно невеста Прянишникова?» — а она утвердительно кивнула головой, при всех обняла и поцеловала меня.