Александр Мартынов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 1

Я не могу забыть, как при первом моём представлении последнему московскому градоначальнику, генерал-майору Вадиму Николаевичу Шебеко, этот в общем прекраснейшей души человек, джентльмен, но «никакой» администратор, несколько стесняясь и не решаясь прямо высказать свои опасения, пробормотал что-то очень невразумительное, и я, поняв сразу его обывательскую концепцию провокации, поспешил заверить генерала, что он сам вскоре увидит и узнает мою работу по розыску и тогда решит, приложимо ли это понятие к ней.

Из этого примера, да и из целого ряда других, читатель видит, что о провокации много писалось и говорилось, но я совершенно спокойно и с чистой совестью утверждаю, что не только сам никогда за всю службу по розыску не прибегал к провокационным приёмам, но и не знал таковых как намеренной системы и у других руководителей политического розыска, с которыми мне приходилось встречаться в моих деловых сношениях.

Примерно к осени 1907 года Департамент полиции провёл организационную реформу в области политического розыска, заключавшуюся в том, чтобы были созданы так называемые районные охранные отделения, в задачу которых было положено объединение и направление розыскной деятельности по известным районам и стране. Так, например, губернии Московского промышленного района, облегавшие кольцом Московскую губернию, стали входить в ведение Московского районного охранного отделения; губернии Поволжья были также объединены в смысле политического розыска в Поволжском районном охранном отделении, начальником коего стал бывший в то время начальником Самарского губернского жандармского управления полковник Бобров, незадолго до того первый начальник Саратовского охранного отделения. Я его хорошо знал по нашей предыдущей совместной службе в Петербургском губернском жандармском управлении.

Идея создания новых областных или районных охранных отделений исходила из намерения децентрализировать до некоторой степени розыскную работу Департамента полиции и противопоставить действие политического розыска в данном районе или области возникшим в то время областным подпольным революционным организациям.

Не отрицая некоторой практичности этой меры, нельзя было не видеть в ней многих недостатков. Областные подпольные организации возникали и функционировали не всегда в том именно городе, где учреждалось районное охранное отделение. Так, например, Поволжское охранное отделение возникло в Самаре, где ко времени его открытия не было соответственных областных подпольных центров. Районное охранное отделение, из-за громоздкости аппарата, не так уж просто было переносить из одного центра в другой. Не всегда оказывалось так, что начальник районного охранного отделения мог по своим знаниям и способностям руководить розыском во всём районе; а отсюда получались лишние трения с начальниками местных розыскных пунктов. Всё это могло быть лучше и проще достигнуто соответствующей реформой в строении так называемого Особого отдела или реорганизацией того из отделений Департамента полиции, где был сосредоточен политический розыскной аппарат. К этому решению Департамент полиции и пришёл, в конце концов уничтожив в 1914 году районные охранные отделения[131] и прикомандировав к Департаменту нескольких опытных в розыскной деятельности жандармских офицеров.

Новая административная мера вызвала для меня лично увеличение работы или, вернее сказать, увеличение письменной отчётности, ибо кроме регулярных донесений Департаменту полиции приходилось посылать таковые же и в районное охранное отделение. Никаких особых руководящих разъяснений я из нового районного учреждения ни разу не получил, да и получить не мог, так как само это новое охранное отделение в главном информировалось мною же. В Поволжское районное охранное отделение входило около десяти губерний Поволжья, и, значит, начальник его руководил розыскной деятельностью десяти начальников соответственных губернских жандармских управлений и моей, как начальника Саратовского охранного отделения. Все эти десять начальников поволжских губернских жандармских управлений, как правило, имели весьма слабое представление о деле, которое было поручено их ведению, и если и сообщали что-либо в районное охранное отделение, то эти сообщения не давали материала для разработки. В это же время Департамент полиции ввёл новую систему регистрации — очень сложную, отнимавшую много времени и требовавшую смышлёных и понимающих дело работников на местах. Таковых работников не было ни в губернском жандармском управлении, ни даже в моём охранном отделении.

Полковник Бобров, после своего назначения руководителем розыска в Поволжском районе, приехал в Саратов знакомиться с постановкой дела в том отделении, где он был первым начальником, и беседовал лично с некоторыми моими секретными сотрудниками. Но полковнику Боброву не пришлось долго пробыть на новой должности. Он вышел с женой погулять по городу, и на людной улице подошедший к нему сзади рабочий-эсер выстрелил ему в затылок и убил наповал.

Убийство это было организовано самарской эсеровской организацией и наглядным образом свидетельствовало об отсутствии у начальника Самарского губернского жандармского управления и в то же время начальника Поволжского районного охранного отделения осведомлённой и активной секретной агентуры.

Штаб Отдельного корпуса жандармов, по соглашению ли с Департаментом полиции или самостоятельно, не нашёл ничего лучшего, как назначить на освободившуюся ответственную вакансию некоего полковника Критского, оказавшегося тяжёлым на подъём, обленившимся и младенчески наивным в политическом розыске пожилым любителем преферанса.

В то же время и в нашем саратовском жандармском мирке произошла крупная перемена. На смену переведённому в Среднюю Азию незадачливому, но шумному грузину — князю Ми[кела]дзе (так и не усмирившему саратовскую революцию своей саблей) был назначен бывший мой сослуживец по Петербургскому жандармскому управлению, полковник Владимир Константинович Семигановский.

Новый начальник управления встретился со мной по-приятельски, и на этот раз мне казалось, что наши служебные отношения наладятся хорошо. Для меня было ясно, что Семигановскому было внушено в Департаменте полиции, что необходимо поддерживать со мной наиболее доверительные и дружные отношения. Мы с первых же слов уверили друг друга, что наши служебные взаимоотношения не будут омрачены никакими привходящими обстоятельствами, а личные останутся дружескими.

Полковник Семигановский был человек оригинальный, как оригинальна была и его внешность, человек высокого, даже слишком высокого роста, с мужественным профилем, но застенчивый и не любивший много говорить, особенно в большом обществе. В дамском обществе он терялся. Непринуждённо он чувствовал себя только в небольшой компании, в особенности без подчинённых. В присутствии посторонних он не находил нужного тона и не импонировал никому, что не вязалось с его, казалось бы, внушительной внешностью.