Владимир Голяховский - Путь хирурга. Полвека в СССР

Мама никогда не была практичной, но каким-то образом умела находить выход из любого положения. И на этот раз она тоже сделала невозможное: договорилась вскоре со своей старшей сестрой, Тоней, у которой были две комнаты в большой коммунальной квартире в центре Москвы, чтобы мы все временно переехали к ней, обменявшись жильем на полгода-год. А там видно будет.

Пора мне было подумать не только о своем будущем, но и о будущем своей семьи. Я пошел к Языкову, с которым у меня уже были очень доверительные отношения:

— Дмитрий Ксенофонтович, теперь я женатый человек.

— Знаю, слышал — наши бабы мне донесли. Все они об этом говорят.

— Как они узнали — я им не рассказывал?

— Бабы всегда все знают.

— Я пришел просить у вас тему для кандидатской диссертации и узнать — могу ли я подавать в аспирантуру?

— Тема у меня есть — хирургическое лечение привычного вывиха плеча. Благодатная тема.

Тема действительно была «благодатная» — когда происходят многократные вывихи в плечевом суставе, это называют «привычным вывихом». Тема для диссертации очень конкретная и мало разработанная: в то время еще немного было научных статей об этом и не было диссертаций. Но для меня в этом была одна загвоздка — в клинике лечили привычный вывих методом прежнего шефа, профессора Фридланда. Языков предложил его идею, но этого мне не сказал. Если без разрешения автора метода я буду описывать в диссертации то, что он предложил, я могу оказаться в неловком положении — обойти автора было бы некрасиво. Что делать? Я быстро думал: «Спросить об этом Языкова или не спрашивать?» И решил поговорить о тактике с Ксаной — доцентом Винцентини. Все знали, что годы назад, когда был арестован ее муж Сергей Королев, она была любовницей Фридланда. Может, она поможет связаться с Фридландом? Пока я сказал шефу:

— Очень интересная тема, спасибо.

Языков был явно доволен, что я не задаю лишних вопросов. Сам он почти никогда не упоминал имя Фридланда и не очень любил, если при нем это имя упоминали. А я, к тому периоду моей жизни, уже усвоил рациональное правило поведения: никогда не задавай лишних вопросов о взаимоотношениях других людей, это может только повредить. Он продолжал:

— А вот насчет аспирантуры, так это может оказаться непросто. Я-то возьму тебя с удовольствием, но партийный комитет станет возражать — они рекомендуют только членов партии. Надо подумать, как их обойти.

Тот важный разговор дал мне надежду на продолжение карьеры, но все-таки оставил в душе осадок неудовлетворения: как много интриг в уважаемом мной ученом мире!

Теперь надо было срочно переезжать на новое временное жилье и как можно скорей составлять план диссертации. Мы с родителями начали переезд. Вдруг позвонила Ирина, она плакала и была в панике:

— Ой, приезжай скорей — меня чуть не убил кусок упавшей с потолка штукатурки.

Я кинулся к ней. Она, испуганная, сидела в углу, а на потолке зияла большая дыра — их квартира была на последнем этаже, крыша промокла, и упал громадный пласт потолка. По счастливой случайности он не задел Ирину. Я представил себе, какой ужас она пережила, схватил се в охапку и привез на новое, еще не устроенное жилье. Так началась, наконец, наша совместная жизнь.

Надо было зарегистрировать наш брак — ребенок должен быть законнорожденным. Мы думали об имени и договорились: если будет девочка, назовем Женя, в честь ее покойного отца; а мальчика назовем Владимиром, чтобы был Владимир Владимирович, так звали моего покойного деда (его очень любила моя мама). Прямо из ЗАГСа родители пригласили нас в старый роскошный ресторан «Гранд-отель», напротив музея Ленина. Тот отель с рестораном давно снесли, а жаль памятника доброй богатой старины.

Пятого января 1958 года Ирина родила сына. Было около часа ночи, я сидел в посетительской, через две комнаты от родовой. На секунду мне послышался какой-то писк, но я не придал этому значения. Дежурная врач-акушер знала, что Ирина — жена доктора. Приняв роды, она вышла ко мне:

— Ну, слышали?

— Слышал что?

— Голос вашего сына.

— Сын… какой он? — я не знал, что сказать, и спросил от растерянности.

— Какой? Без дефектов, — ответила дежурная.

Она имела в виду физическое развитие младенца. Но я тогда же подумал: это самая лучшая оценка — без дефектов; пусть она останется с моим сыном навсегда.

Я возбужденно шел по холодным заснеженным улицам к теще — сказать ей. Она открыла дверь, вопросительно глядя. Она хотела внучку. Я выпалил:

— Поздравляю вас с внуком!

Теща поджала губы и сухо ответила:

— Ничего хорошего я от вас и не ожидала.

Ну что было сказать ей? Я улыбнулся и пошел в нашу новую квартиру — к родителям.

— Ну, кто, кто?

— Сын, Владимир Владимирович.

Мы расцеловались и распили бутылку шампанского.

В первый же вечер после рождения сына я понес Ирине передачу — деликатесы и фрукты. Было строгое правило: в родильный дом никого не пускали во избежание занесения инфекции. Поэтому новоиспеченные отцы или бабушки сидели внизу, в приемной, и ждали. Появлялась санитарка, разносившая передачи. Все кидались к ней и отдавали пакеты и записки. Когда она возвращалась с написанными ответами, опять все кидались к ней, хватали записки и давали ей чаевые — по рублю. Ирина писала смешные записки, что сын очень много и жадно ее сосет, самый жадный из всех. Просила что-то принести. Я ходил туда десять вечеров подряд, пока их не выписали.

В морозный день я поехал на такси за Ириной и сыном, со мной теща и ее домработница Нюша. Теща заморочила меня советами — как взять на руки сына и что обязательно надо дать на чай медсестре, которая его вынесет из дверей. Я нервничал, ожидая первой встречи с сыном, слушал рассеянно.

Ирина выскочила из дверей веселая и счастливая, как птичка. За ней толстая баба-нянька несла какой-то сверток — моего сына. Я неловко сунул ей в руки десять рублей (немалые деньги тогда) и еще менее ловко взял на руки завернутого в ватное одеяло сына. Теща приподняла край пеленки над его лицом и застонала от удовольствия видеть внука. Нюша сказала: «Красавец!». Я этого не находил, по-моему, он выглядел довольно непривлекательно: лицо красное, нос маленький и курносый, губы большие.

В такси теща спросила:

— Сколько вы дали санитарке?

— Десятку.

Она недовольно поджала губы. Но мне для своего сына ничего не было жалко. С того первого момента мои расходы на сына постоянно увеличивались.

Мой визит к профессору-изгнаннику

Вскоре я убедился, что для кандидатской диссертации нужны три параметра: надо иметь идею, надо собрать научный материал, а сверх этого надо преодолеть интриги внутри научного мира.